Андрей Серба - Тихий городок

— Эта карта, — спокойно продолжал пояснения Дмитрий Константинович, — не чудом выкрадена одним героем-смельчаком из какого-то сейфа. Она заполнена по крупицам. И сотрудники особых отделов, и следователи, и особенно наши разведчики за линией фронта — все добывали для нее данные. И подчас ценой собственной жизни. Поэтому запомните: какой бы заманчивой и эффективной сама по себе не казалась операция, грош ей цена, если она не добавляет или не подтверждает хоть что-то в отношении замыслов и планов противника. И второе: контрразведчик должен не просто разоблачать шпионов и диверсантов. Он обязан знать, кто ему противостоит, его сильные и слабые стороны, уметь предвидеть действия противника. А для этого опять-таки важно все время активно собирать информацию, анализировать и обобщать ее. Словом, надо смелее внедряться в абверовскую паутину…

…В дверь землянки Гаранина постучали и почти тут же в проеме появилось курносое, усыпанное веснушками лицо посыльного командира отряда Андрея Карловича.

— Товарищ Илья, командир отряда просил вас прибыть к нему, — одним духом выпалил паренек, прозванный партизанами за непоседливость Чижиком. Мало кто из них знал, что его настоящее имя — Петр.

Гаранин поднялся, накинул ватник.

— Нет, нет, товарищ Илья, командир не в штабе, — затараторил Чижик, — он там, за Лосиным островом, вас ждет…

Илья Ильич молча снял с колышка у двери автомат и привычно надел его на правое плечо дулом вниз.

Весна в этом году выдалась поздняя, пришла, как говорили местные жители, ветрами с юга и востока. И хотя почва была еще мерзлая и твердая, снега на полях почти не осталось — он серел узкими полосками только в оврагах. Зато в лесу все было покрыто жидкой кашицей таявших снегов, которая сделала этот и без того болотистый край почти непроходимым. Приходилось рассчитывать каждый шаг, чтобы не оступиться с узкой тропинки, петлявшей по кочкам между деревьев, и не ухнуть в студеную жижу.

Чижик словно не замечал трудности пути и всю дорогу болтал без умолку. Оказалось, Андрей Карлович с Петькой — втайне паренек очень гордился, когда командир обращался к нему по-чапаевски, — провожали группу подрывников, отправившихся под Лугу, и стали свидетелями того, как наш «Як» повредил немецкий «мессер» и заставил его приземлиться. «Мессер», по словам Чижика, «так плюхнулся на ту мокрую поляну за Лосиным островом, что грязь выше деревьев полетела». Командир отряда с бойцами быстро нашли немецкий самолет, а в нем — убитого стрелка-радиста и раненого летчика, который, как это ни странно, сдался без всякого сопротивления.

Первое, что увидел Гаранин, когда они вышли на болотистую прогалину, был увязший чуть ли не до половины фюзеляжа двухмоторный истребитель «Мессершмитт-110». В стороне, ближе к опушке, где было посуше, на охапке веток лежал человек в летном комбинезоне, над которым склонился Андрей Карлович. Он не стал дожидаться, пока Гаранин подойдет к нему, а сам заспешил навстречу.

— Извини, Илья Ильич, что заставил тебя семь верст киселя хлебать. Уж больно интересный тип попался. Я его кое-как допросил, но он по-русски ни бум-бум, а все что-то несуразное бормочет: «Камрад, Тельман коммунистише, Карл Маркс», — раздраженно передразнил он немца. — Видно, от страха в товарищи набивается. Вот его офицерская книжка. Обер-лейтенант Вилли Шнель.

Гаранин и командир отряда подошли к раненому. Летчик лежал, закрыв глаза. Его лоб пересекала сочившаяся кровью ссадина — видимо, ударился о приборную доску при посадке. На белом, как мел, лице синела тонкая полоска губ. Из-под съехавшего набок шлема торчала прядь светло-русых волос.

— Как бы сознание не потерял, — озабоченно сказал Андрей Карлович. — Петька, быстро снега или воды…

Когда ко лбу и вискам немца приложили мокрую снежную кашицу, он, вздрогнув, открыл глаза. Увидев склонившихся над ним людей, летчик неожиданно улыбнулся и с запинкой произнес:

— Вы есть русиш партизанен?.. Я ошень радовался… — Он замолчал, хотя губы его продолжали шевелиться. Видимо, немец тщетно пытался найти нужные русские слова.

Андрей Карлович и Илья Ильич недоуменно переглянулись: явная радость сбитого гитлеровского летчика от встречи с советскими партизанами казалась необъяснимой.

— Я говорю по-немецки, — прервал паузу Гаранин.

— О, тогда все будет хорошо… — облегченно вздохнул раненый.

— Что с вами произошло?

— Я не фашист… Мой брат Фридрих — коммунист… — летчик словно не слышал вопроса. — Его арестовали… Сейчас фашисты мучают Фридриха в тюрьме… Амалия, его жена, живет с детьми у вас, в Новосибирске.

По лицу немца пробежала гримаса боли. Он опять закрыл глаза.

— Почему вы сели? — спросил Илья Ильич.

— Меня послали разведать, где сейчас расположена партизанская база. Мы осмотрели сверху весь лес и ничего не обнаружили… Вы хорошо замаскировались… Неожиданно встретились с русским истребителем… Стрелок-радист убит. Меня ранило. Стал давать перебои мотор, и я решил сесть, пока не поздно. Как раз снизу была удобная поляна, — летчик попытался привстать и тут же сморщился от боли.

— Куда вас ранило?

— Правую голень ему зацепило, но кость, по-моему, цела. Пока Петька за тобой ходил, я ему ногу ремнем перетянул, — вмешался в разговор Андрей Карлович, уловивший, о чем идет речь.

— У вас есть чем перевязать? — спросил Илья Ильич летчика.

— Там у стрелка-радиста должен быть индивидуальный пакет.

Летчика перевязали. Гаранин поднес ко рту раненого флягу, которую обнаружил в кабине. Немец сделал несколько глотков, глубоко вздохнул и благодарно улыбнулся. Лицо его стало розоветь.

— Герр Шнель, какие части сосредоточены вблизи вашего аэродрома? — спросил Илья Ильич.

— Наш аэродром находится возле станции Порхов. Крупных частей там нет. Охрана аэродрома — мотопехотный батальон. На станции отдельная рота, охраняет мост, по которому идет переброска воинских частей и техники в сторону Старой Руссы. Сам с самолета не раз наблюдал…

Гаранин записал все, что рассказал пленный, и спрятал блокнот в карман. Потом позвал Андрея Карловича, и они отошли в сторону. Понимая, что сейчас решается его судьба, Вилли Шнель даже приподнялся на локте, с надеждой глядя им вслед.

Раненый немецкий летчик оказался весьма необычен.

«Может быть, Шнель действительно антифашист и искренне хочет перейти на нашу сторону?» — думал Гаранин.

— Вот задал нам задачу. Что с ним будем делать? — прервал его размышления Андрей Карлович. — Мне он в отряде не нужен. Вечером снимаемся. Тащить с собой — лишняя обуза. Потом, мало ли что он о себе плетет. Сказать можно все, что угодно. Пока будем проверять, наворочает дел.