Александр Тараданкин - Люди в зеленых фуражках

— Хорошо, продолжайте, — сказал капитан и подчеркнул названную фамилию.

— После всяких комиссий меня перевезли в школу разведки в Бадверистофен. Это небольшой курортный городок, километрах в ста тридцати от Мюнхена. Занятия проходили в доме, где мы жили.

— Какие дисциплины входили в программу?

— Перечислить?

— Да.

— Топография, огневая подготовка, вольная борьба, фотодело, документация, радиодело. Кроме того, мы изучали типы советского оружия и военной техники. Особое внимание уделялось предметам «Основы конспирации» и «Основы нелегального существования».

— Достаточно. Назовите руководителей школы.

— Мы многого не знали. Их называли по именам, очевидно, вымышленным. Начальником школы был некий Андрей, заместителем у него Алексей. По радиоделу занятия вели американцы. Они знакомили нас с радиотехникой, с переговорными таблицами, ключами, с шифровкой. Мы изучали конструкцию радиостанций, правила пользования ими.

— На практику выезжали?

— Да. Это было в тех случаях, когда по программе проходили разведку объектов. Обычно на машине мы ехали к Мюнхену. Там, в районе аэродромов и предприятий, мы и занимались.

— Как вы попали в Японию?

— О, это длинная история. Но я буду краток.

В поведении Воробьева Михайлов подметил некоторую развязность. Видимо, тот совершенно успокоился. Речь стала гладкой, последовательной. Было ясно, что Воробьев говорит правду и даже силится не упустить важных, по его мнению, деталей. Одно не давало капитану покоя — чистая русская речь подследственного. Сомнительно, чтобы человек, подростком покинувший родину, так хорошо знал все тонкости языка. Конечно, в школе разведки этому уделяли немало внимания. Но…

— Какое задание вы должны были выполнять на Сахалине?

— Произвести разведку берега и вернуться.

— И это все?

— Да! Мне не очень доверяли.

— И, несмотря на это, вас так тщательно экипировали? Смотрите, сколько сочинили справок, причем для Приморского края.

Воробьев снова стал нервничать. Он закурил.

— Видите ли, всем этим меня снабдили на всякий случай. Мало ли что!

— Вы хотите сказать: «А вдруг не поймают».

— Я говорю искренно.

— Слушайте, Воробьев, хватит лгать! — строго сказал Михайлов. — Этим вы только вредите себе… Кстати, что вы знаете о японской шхуне?

Губы Воробьева слегка дрогнули. Но это едва уловимое движение не ускользнуло от капитана.

— Впервые слышу о ней.

— А нам известно, что кое-кто из членов ее экипажа должен был произвести разведку для вас.

— Вы хотите спровоцировать меня? — бросил Воробьев. — Я ничего не знаю.

— Нет, знаете. Могу напомнить. Шхуна задержана. Вот снимок. Читайте название — «Сакал мару».

— Я вспомнил, я кое-что слышал об этой шхуне, — тихо сказал Воробьев.

— Давно бы так. На какое задание вас послали? Отвечайте! И не стоит больше врать.

— Я должен был перебраться в Приморье для глубокой разведки.

— Шхуну посылали, чтобы изучить место вашей высадки?

— Да, но мне сказали, что она вернулась благополучно. Значит, обманули…

И Воробьев торопливо, словно боясь, что его остановят, начал рассказывать о том, как его готовили к высадке на Сахалин.

— Какие русские книги вы читали? — неожиданно спросил Михайлов.

Брови Воробьева на миг взлетели вверх. Он как бы хотел сказать: стоит ли останавливаться на таких мелочах, когда он рассказывает о более значительных вещах.

— Читал много, — после длительной паузы ответил Воробьев. — Например, Толстого Льва и Алексея, Шолохова, Пушкина, конечно, ну, поэтов Лермонтова, Некрасова, Есенина. Нас заставляли читать. А стихи я люблю по складу души. Говоря откровенно, я даже сам немного пописываю их…

— Достаточно, — прервал капитан, — продолжайте показания по существу дела. Как вы рассчитывали вернуться на базу?

— За мной должен придти катер.

— Когда?

— По моему вызову. Но в том случае, если нельзя будет прорваться в страну.

— А вы верите, что за вами прислали бы катер?

Воробьев на мгновение задумался.

— Простите, а сколько сейчас времени?

— По-сахалински пятнадцать часов.

Шли третьи сутки. Огден начал терять надежду. В условленные часы радист напрасно вслушивался в эфир, тщетно стучал ключом, взывал к «Русалке» — она не отзывалась. Майор решил выждать еще сутки, и если положение не изменится, уехать из Саппоро обратно в Иокогаму.

Терял терпение и Алл. По обыкновению, Огден увиливал от телефонных разговоров. А ему приходилось выслушивать бесконечные упреки полковника. Ну что он мог ответить? Начало операции было удачным. Экипировка агента отличная, на место доставлен благополучно. Капитан сделал все, что мог.

— Может быть, не доплыл? — спрашивал Филл.

Полковнику, видно, никак не хотелось верить, что столь тщательная подготовка может закончиться провалом. «Непонятно, чем очаровал его этот русский, — думал Алл. — Хотя…»

Он вспомнил, как месяц назад сам восхищался способностями этого парня. Вместе с лейтенантом Биллом он возил «Зворика» в Сасебо, а оттуда катером на остров. Плавал «Зворик» бесподобно. Конечно, предположения полковника, что агент не выдержал броска из глубины, напрасны. Молчание можно было объяснить только двумя причинами: или его взяли советские пограничники, или он не имел возможности связаться с базой.

В часы связи все, кто имел отношение к операции, собирались в небольшом холле по соседству с комнатой радиста. Так было и на этот раз. Огден потребовал тишины и скрылся за дверью. Вскоре стало слышно, как сержант застучал ключом. Снова в эфир полетели позывные: «Русалка», «Русалка»… Минутное молчание, и вдруг в наушники четко ворвались сигналы: «Нептун». Я — «Русалка», слышу тебя».

Огден сорвался с места и, открыв дверь, крикнул:

— Алл, он отвечает. Иди сюда, послушай.

Капитан поспешил на зов и долго молча стоял рядом с радистом, разбираясь в монотонном писке морзянки.

— Да, это его почерк, — сказал он наконец. — Признаться, я сомневался…

Радист вписывал в блокнот столбцы цифр кодированного текста. Через несколько минут перед майором Огденом лежало расшифрованное донесение: «Нахожусь районе высадки. Дальнейшее продвижение невозможно. Частая связь опасна. Кончаются продукты. Сообщите возможность возврата, повторного прорыва новом месте. Ответ через час». Далее указывалась волна, по условиям она должна была даваться в дюймах.

Майор торжествовал. Пусть операция не доведена до желанного завершения, но его подопечный жив и непреклонен в деле. Это еще одно подтверждение, что он, Огден, не ошибся в выборе человека. Теперь майор сам решил сообщить Филлу обстановку. Надо было торопиться с решением, до нового разговора с «Русалкой» оставалось сорок минут.