Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой

— Бывало, — ответил Джонни. — Сначала только по своей улице, потом по всему району, а позднее до Осткройца доходил, а то и до Александерплац. Моей матери это совсем не нравилось, но ее часто не было дома.

— Выходит, ты не домосед?

— Нет.

— Я тоже был не особенно примерным мальчиком, как мне позднее, между прочим, говорили. Впрочем, не собираешься ли ты снова совершить маленький побег? — проговорил вдруг мужчина.

Джонни не знал, чего именно добивался от него мужчина, но чувствовал, что этот разговор тот завел вовсе не случайно.

— Побег, но зачем? — удивился Джонни.

— Вот именно, зачем… — Мужчина массировал свои щеки, шрам стал огненно-красного цвета. — Тебя же не могут привязать к кровати! Кроме того, ты же собираешься что-то делать?

— Да, но не шататься безо всякой цели.

— Я, конечно, думаю не об этом, — заговорил мужчина после длительного колебания. — Можно и пошататься, но только с умом.

Мальчик пожал плечами.

— Не ротозейничать, а внимательно наблюдать, не только слушать, но и прислушиваться. — В этом месте мужчина многозначительно подмигнул. — Наблюдать и прислушиваться к тому, о чем шепчутся люди, кого и что они ругают, куда ходят, что делают.

— А зачем все это нужно? — поинтересовался Джонни. — И кому это нужно?

Мужчина недолго помолчал, а уж только потом заговорил, стараясь избежать прямого ответа на заданный ему вопрос.

— Я сегодня ночью довольно быстро убедился, мальчуган, что ты парень что надо. Ловкий и способный парень!.! Эрнст Ешке и твои русские друзья были, видимо, довольны тобой. Вот и я тоже доверяю тебе. — Вместе со стулом, на котором он сидел, он пододвинулся к столу, вынул из кармана комбинезона сложенный план города и расправил его на столе.

— Можешь ли ты ориентироваться по карте?

— Немного, — ответил мальчик.

— Тогда слушай! — Мужчина указал на карте точку недалеко от центра. — Вот Нойругшинер. — Он описал указательным пальцем маленький кружочек и добавил: — Ты не должен выходить из этого района, так как севернее окружной дороги и восточнее уже находятся части Красной Армии. Другие направления нас не интересуют. — Он сделал короткую паузу. — Зато все, что находится в этом районе, нас очень интересует, в особенности, разумеется, расположение гитлеровцев и их техники…

— Все это я должен разведать? — вырвалось у Джонни.

— Я вижу, ты догадлив. Значит, ты меня понял?

— Да.

— Хорошо, тогда раскрой глаза в уши: нас интересует, где построены уличные баррикады, кто за ними прячется и как он вооружен. И еще: где располагаются огневые точки гитлеровцев, их командные пункты? Все это я должен знать, непременно все, что может здесь доставить ненужные хлопоты советским солдатам и живущим в этом районе людям. Задание понятно?

— Все ясно.

— Если тебя остановят, о чем я, правда, не думаю, то ты вполне сойдешь за малыша. Отвечай не задумываясь, что ты ищешь фрау Шнайдебах, которая, может быть, тебя приютит.

Мальчик подошел к двери, которая вела в прихожую. Его занимал только один вопрос, но он не знал, можно ли его задать. На пороге он обернулся.

— Я хотел бы еще кое-что узнать…

— Ну?

— Как я вижу, ты не товарищ Шнайдебах. Потому что в спальне висит фотография, где он изображен. Во всяком случае, я думаю…

— Товарищ Шнайдебах погиб, — сказал мужчина.

— А ты кто такой?

Мужчина немного помолчал, затем снял свою кепку и провел мозолистой рукой по голове, которая была, видимо, недавно обрита, как это делают с узниками в концлагерях.

Наконец последовал ответ:

— Извини, Джонни, я сам должен был об этом догадаться. Называй меня просто Франц, — сказал мужчина после небольшого раздумья.

Джонни выполняет задание.

Среди людей.

Угрызения совести.

Джонни намеревался хорошо выполнить порученное ему дело. Так хорошо, как бы, например, это сделал Эрнст Ешке, который не боялся призывать немецких солдат переходить на сторону Красной Армии.

Когда Джонни добрался от Нойруппинерштрассе, центральной улицы района, его вдруг охватило беспокойство: «А если люди догадываются, кто я такой?»

Перед магазинами и лавками стояли длинные очереди людей. Особенно сильная давка была перед булочной.

— Я согласен всю оставшуюся жизнь питаться одним хлебом, лишь бы только поскорее кончилась эта война! — услышал Джонни чье-то восклицание.

— Питаться хлебом! Вы сначала получите его! Мужчина показал на закрытые жалюзи лавки.

— Подлец пекарь, видать, не хочет больше раскошеливаться!

— Тогда разнесем его лавку вдребезги! — предложил кто-то.

Мальчик растворился в людской толпе. Мимо прошла взволнованная женщина в светлом летнем пальто и туфлях на высоких каблуках. Она несла, пугливо прижав к животу, какие-то свертки. Задребезжало окопное стекло. Витрина продуктового магазина, заколоченная досками, была продавлена. Джонни слышал шум и грохот. Любопытство заставило подойти поближе. Он увидел, как рассерженные люди опрокинули большую полку, с которой на них посыпались пачки сухарей и осколки бутылок. Люди хватали, что им попадало под руки: эрзац-кофе, печенье, крахмал, горчицу — и тащили к себе домой.

Джонни испуганно отскочил в сторону, заметив, как две женщины, одна из которых была одета бедно, а другая — в пестрый весенний костюм, появились в дверном проеме. Обе они держали за ручки большой глиняный кувшин, и каждая из них тянула его к себе.

— Он мой! — выкрикнула бедная.

— Да отцепитесь вы наконец! — не уступала ей другая.

Они дергали кувшин до тех пор, пока не отломилась одна ручка и сосуд не разбился, оставив на полу огромное пятно от едкой зеленоватой жидкости. Три сморщенных соленых огурца, притом совсем небольших, валялись в лужице. Обе женщины уставились друг на друга с еще большей ненавистью, а затем вновь исчезли внутри продуктового магазина. Они никак не хотели уходить отсюда с пустыми руками.

Едва успев оторваться от этого зрелища, Джонни услышал тяжелый топот сапог. Трое вооруженных полицейских быстро бежали из переулка. Вместо форменных фуражек на головах у них были зеленые каски. Один из них на бегу стрелял в воздух из карабина и орал:

— Кто грабит, будет расстреляв на месте!

Люди, все еще охваченные сумасшедшим волнением грабежа, на миг оцепенели, а уж затем один за одним начали вылезать из магазина, и не только из дверей, но и из выбитых окон. Мужчина с протезом вместо одной руки бежал, держа в здоровой руке две пачки стеариновых свечей. Полицейский так схватил его, что тот упал.

Схватив пачку хрустящих хлебцев, которая валялась, никем не замеченная, в разбитой витрине, Джонни побежал что было сил. Высокая массивная баррикада, простиравшаяся во всю ширину улицы, преградила ему путь. В ней был оставлен только небольшой проем для машин. Джонни со страхом обернулся на полицейских, как будто бы те следили только за ним. На самом же деле они патрулировали перед еще не разграбленными магазинами. Джонни укрылся за горой обломков, решив немного выждать, пока на улице вновь не станет спокойнее.