Гейнц Зенкбейль - Джонни Бахман возвращается домой

— Обанкротился, — пьяно лепетал он, — убрался! Все они убрались отсюда! — вдруг развязно провизжал он, сжал кулаки и застучал ими по столу так сильно, что бутылка с водкой начала подпрыгивать и сместилась к самому краю стола. — Все! Только мы еще здесь остались, я и…

С ничего не понимающим видом он вытаращил глаза на мальчика, потом показал на левый занавес. Запинаясь, он спросил:

— Ты там уже был?

Джонни кивнул.

— Здесь тоже? — Он сделал неуклюжее движение в противоположную сторону.

— Нет.

Тихо, почти умоляюще унтер-офицер прошептал:

— Не ходи туда. Туда лучше не ходи!

Вдруг глаза его начали блуждать.

— Где же моя бутылка? — Прошло некоторое время, прежде чем он увидел ее. Он рывком потянул бутылку к себе и уперся подбородком в ее пробку: — Бедные люди, боже мой, бедные люди! — пробормотал он. — Ты видел их?

— Да, — тихо ответил мальчик.

— Там же много женщин и пожилых людей. Больше женщин и пожилых, чем молодых. Большинство из них были ранены во время стояния в очереди. Осколками бомб, снарядов. И почти всегда в ногу. — Он указал на первый проем. — Вон там сначала оперировали, как полагается: верно, аккуратно, чисто. А потом… — Прикрыв глаза, он продолжал: — Потом почти исключительно ампутировали конечности. Ампутировали, как в средневековье! — Вдруг он вспомнил о своей бутылке, которую судорожно сжимал в руках. Он церемонно открыл пробку и сделал большой глоток.

Тем временем стрельба несколько смолкла, а стопы и вздохи стали раздаваться еще более отчетливо.

— Когда кончается бутылка, — сказал унтер-офицер, посмотрев ее на свет, — тогда все кончается. Ни тока, ни воды, ни медикаментов, ни перевязочного материала! Только одна грязь да крысы. Когда же они, по крайней мере, подкинут хоть немного продовольствия, эти… — Он погрозил кулаком, как будто перед ним стояли те, кого он собирался проклясть. — Они предпочли испариться, прежде чем сюда придут русские. Остался только главный врач. И еще одна женщина…

— Что это за женщина? — быстро спросил Джонни.

— Я точно знаю, она такая невзрачная…

— А как ее зовут?

— Не имею понятия. Говорю тебе, что невзрачная: седые волосы, совсем седые. А ты не прерывай меня все время, — возмутился мужчина. — Или слушай меня, или иди ложись вместе с остальными. На чем же это я остановился?

— На главном враче и седоволосой женщине.

— Как? Ах так, да. Итак остались главный врач и женщина, какая-то санитарка. — Он устроился поудобнее, негромко рыгнул. — Нет, но перед этим было еще что-то. Когда все другие удрали, пришел новый транспорт с ранеными. Плачевно они выглядели, и все были вымокшие. «Как же так? — думал я. — Ведь уже довольно давно не было никакого дождя». Они прибыли из метро, где находился другой лазарет. Они могли бы там остаться, отсидеться в безопасности до окончания войны, но метро затопили: взорвали канал, что протекал сверху, над туннелем. А ведь там внизу было много людей…

Тут Джонни невольно вспомнил женщину, которую он видел накануне, когда она выбиралась из туннеля подземки. Она тоже была насквозь мокрой.

— Мы приняли новых раненых, — сказал унтер-офицер. — Но как мы могли им помочь? Мы не могли ничего поделать с нашими собственными ранеными. И тогда главврач и та женщина отправились в Шарите, где господин доктор надеялся добыть медикаменты и перевязочный материал. Но вчера вечером женщина вернулась назад одна. Главврач погиб. Он был чутким человеком, господин главный врач. А погиб он как раз на Вайдендамском мосту.

— А где теперь находится та седоволосая женщина? — осмелился прервать унтера Джонни.

Прежде чем унтер-офицер ответил, он сделал еще один глоток из бутылки.

— Не имею ни малейшего представления. Должно быть, она сбежала, как и все остальные. — Он поставил бутылку, которая опустела почти до дна. — Они еще когда-нибудь за все это ответят!

Стоны из соседнего помещения усилились, как будто больные и раненые заразили стонами друг друга. Кто-то громко вскрикивал. Кто-то просил воды.

— Ты не получишь воды! — проревел в сторону занавески унтер-офицер. — При твоем ранении в живот! — Он расстегнул воротник своего кителя. — Эти стоны! Я не могу больше слышать эти стоны! Почему же не работает радио?

— Я его выключил, — тихо сказал мальчик.

— Ты?

— Да.

Мужчина втянул голову в плечи так, что его подбородок исчез в складке жира. Он закатил глаза, как будто сильно задумался.

— И вообще, кто ты такой?

Джонни попытался коротко объяснить, что привело его сюда.

— Итак, ты, значит, не отсюда? — толстый большой палец унтера ткнул на занавеску, за которой лежали раненые.

— Нет.

— И ты совершенно здоров?

Мальчик подтвердил, что он действительно здоров.

— Гм… — гымкнул унтер-офицер и, проглотив слюну, на некоторое время замолчал. — Знаешь что, — сказал он наконец, — оставайся-ка со мной!

— Но… — Джонни попытался объяснить, что он должен прежде всего разыскать свою мать.

— Никаких возражений, ты останешься здесь! — настаивал унтер нетерпящим возражения тоном. Своим указательным пальцем он размахивал перед лицом мальчика. — Или ты, так же как и все, хочешь бросить раненых на произвол судьбы?

Джонни невольно отступил на два шага.

— Я вовсе не хочу никого бросать на произвол судьбы, но…

Вновь кто-то вскрикнул в соседнем помещении, затем кто-то попросил воды, все еще умоляющим голосом.

— Ну ты видишь, сынок!

Мальчик воскликнул:

— Но как же я могу здесь помогать?

Унтер устало закрыл глаза и начал учащенно дышать.

— Придумай что-нибудь, — простонал он, — что-нибудь. Я больше не могу, я просто больше не могу! А пока я еще не разрешаю тебе уходить отсюда. И так все уже сбежали. Мерзавцы! И самый первый подлец этот подонок!

— Что?

Мужчина навалился своим массивным телом на стол и потянулся к радиоприемнику.

— Музыку! Я хочу наконец послушать музыку, потому что я не могу больше слышать эти стоны!

— Кого вы назвали подонком? — спросил Джонни унтера, хотя уже начал догадываться, о ком именно шла речь.

— Это самый великий полководец всех времен! — Унтер попытался вставить выдернутый провод на место в приемник, но при этом он локтем столкнул бутылку со стола. Она упала на пол и разбилась.

— Вы имеете в виду Адольфа Гитлера?

— Да, именно его. Вчера в своей рейхсканцелярии он покончил с собой. Как гадкий, мелкий банкрот, которого настиг крах. Я сам слышал об этом по лондонскому радио.

В этот момент что-то сильно загромыхало. Мужчина слишком резко откинулся на спинку стула и соскользнул со стола. При падении он дернул за собой радио, которое тоже полетело на пол. Унтер был настолько пьян, что так и остался лежать на полу.