Игорь Мариукин - Награда

…Если внимательно присмотреться, то туман внизу, в долине, перемещаясь, создает причудливые узоры и фигуры. Сидя на второй броне, мы с Альбертом тычем стволами в тот или иной участок тумана, и вполголоса обсуждаем:

— Гляди Игорь, а вон там — видишь, ну точно как эмблема Мерседеса!

— О, а вон там, чуть левее, один в один кенгуру с детенышем.

— А во-о-о-о-н там, чуть подальше…

Тут рядом с нами открывается люк, высовывается голова, и наше развлечение прерывает сердитый голос нашего капитана Мусаева:

— Вы, эстеты хрэновы, лучше по сторонам сматрите, устроили сыбе дыснэйленд, панымаеш…

Капитан Мусаев, наш Муса — мировой мужик, даром что мусульманин, с головой и сердцем, что называется — батя. И солдату чего из офицерской жратвы принести — свое отдавал, и лекарство найти, а в бою — то впереди него никого, приказы умные, четкие и понятные, и начальству не боялся никогда в глаза говорить все, что думает. Умница, каких мало.

Сзади нас оживляется Петька Малыш (прозвище получил еще в учебке: когда был в увольнении, то на все деньги, собранные ему взводом на покупку еды, накупил детского питания, так его этим питанием всю ночь и кормили… с ложечки… сухим…). Парень совсем простой, из какого-то села в глубинке Архангельской области.

— А че это Муса вас педерастами обозвал? — улыбается во все 32 зуба Малыш. Я, было, собрался открыть рот, чтобы объяснить ему разницу между эстетом и педерастом, но тут головная броня остановилась, наш водила давит по тормозам, да так, что мы чуть не слетаем. Приехали мы значит.

Мы — это почти 80 человек, которым сейчас предстоит зачистить поселок, в окрестностях которого по данным разведки сутки тому была замечена группа вооруженных людей численностью до 20. Это все, что мы пока знаем.

Собираемся у третьей брони, из БМПшки показывает свое тело на свет божий наш командир колонны майор Петров. Центнер живого веса при росте чуть больше 160 см смотрятся, конечно, колоритно. Заранее знаем, что и как он сейчас будет говорить, поэтому больше имитируем внимание. Ходили слухи, что к нам его кинули после того, как он проворовался в Ханкале, где был каким-то штабным деятелем, а кто говорил, что он наставил рога какому-то полковнику еще в Моздоке — сам майор Петров о своих прежних заслугах скромно умалчивал.

Началось:

— Незаконные… бла-бла-бла… вы с честью… бла-бла-бла… мирное население… бла-бла-бла… провокации… бла-бла-бла… Я (!) принял решение… бла-бла-бла… — и так пять минут с нулем конкретной информации. Господи, ну кого ты грузишь?

Выслушали. Начинаем собираться возле капитана Мусаева, теперь на самом деле ему решать, кто и что будет делать.

Вдогонку майору приходит еще одна гениальная мысль, он всем ее начинает доводить, что, мол, он с группой человек в 10–15 и ВСЕЙ броней останется здесь, и в случае чего обеспечит огневое прикрытие операции отсюда, со стратегической высоты. Три четверти села с этой стратегической высоты закрывает склон холма, не видно ж ни хера отсюда… какое прикрытие?!

Да то, что ты бы в поселок не пошел, и так понятно было, в первой же калитке застрял бы, но хоть пара БМПшек вблизи не помешала бы. Об этом ему сейчас пытается сказать Мусаев. Петров переходит на истерический крик:

— Товарищ капитан! Выполняйте поставленную задачу!!!

Мусаев молча плюет себе под ноги, идет к водителям, и мы под истошные вопли Петрова уходим в сторону поселка группой человек в 60, но с тремя БМП. На «страт. высоте» остался майор с группой пацанов весеннего призыва.

Поселок разделен надвое глубоким оврагом, визуально — дворов 100, выглядел убого, хотя каких-либо серьезных боевых действий в его окрестностях пока еще не велось. Тишь… Прямо таки пасторальная идиллия, слышно щебет пташек, блеяние баранов, не хватает только луга усыпанного эдельвейсами и пастушка со свирелью, в соломенной шляпе и домотканой одежде.

Осмотр через бинокль и прицелы СВД ничего подозрительного не выявил, выстраиваемся привычным порядком и входим в поселок.

Оп-па! Похоже, нас ждали… нехорошо это. На раздолбанной копейке с московскими номерами подъехало трое пожилых мужчин в папахах, и направились к нам. Четвертый рослый чеченец-водила остался сидеть в машине. Ну, что скажете?

— Ыздравствуйтэ, ыздэс бандыт нэт, бандыт горы ушел, наши ныкого нэ трогал, — начинает протяжно, как муэдзин, самый маленький и носатый из них.

— А раз ныкого нэт, — передразнивает прапорщик Кузьмич, — то нычего страшного вам нэ будэт.

— Грэх, грэх! — начинает воздымать руки к небу второй из парламентеров.

Тут один из наших «Твиксов» — Андрюха не выдерживает, и говорит, что, мол, батя, иди домой, свой гарем стереги. Смех… Разговор ни о чем продолжается некоторое время, я замечаю недобрый, оценивающе-подсчитывающий взгляд их водителя. Поболтали-уехали.

Нам досталась правая сторона поселка, идем: Кузьмич, я, оба Твикса, Витька Борода, Русланчик, Вадим Аленушка, Ромка-москвич, Антоха, Петька-Малыш, Мишка Гаевой… кто-то еще был… не помню…

Мишка Гаевой — вообще уникум, по-своему. Гринпис ходячий, не от мира сего, мата от него не услышишь, и добряк, каких мало. Рисовал великолепно, в три минуты на любом клочке карандашом портреты рисовал — что фотография, франзузский-английский — свободно, йогу знал, в такие узлы закручивался уму непостижимо, как ему это удавалось. То суслика прикормил, воду ему в крышечке носил, то нашел где-то котенка со сломанной лапой, так он ему шину соорудил, и кормил чуть ли не со рта, но неблагодарный хищник, чуть выздоровев, убежал восвояси.

Первый двор — никого кроме двух женщин непонятного возраста, одна что-то стирает в корыте, пристройка пуста… ладно, пошли дальше

Второй дом пуст вообще, хотя еще ночью здесь кто-то был — теплый очаг, объедки свежие, хозяева, ау?

Третий дом, немаленький, с пристройками, на дворе копошатся два чеченских детеныша лет шести-восьми, замурзанные, — ну цыганчата. Женщина на пороге недобро смотрит на нас, и что-то по-чеченски говорит детям. Старший поднимается и идет в дом, младший делает шаг навстречу Мишке Гаевому, и делает смешную рожицу. Мишка умильно расплывается в улыбке, достает откуда-то из-за лифчика потертый батончик MARSa, протягивает пацаненку, и говорит, что вот, щас второй дам, брату отнесешь. Эта игра в Мать Терезу явно не нравится Кузьмичу, он говорит, что, мол, Миша, ни к чему это. Интересно, где ж он тут MARS надыбал? Пацаненок, не дожидаясь второй конфеты, что-то буркнул, и побежал в дом. Кузьмич, Антоха и Борода пошли за ним.

Мишка Гаевой делает шаг в сторону пристройки, из щелей сарайчика раздается очередь — Мишкина голова взрывается кровавым фейерверком. Прежде чем он успевает упасть, я и Санька с Андрюшкой Твиксы начинаем поливать из автоматов через стены, останавливаемся, Андрюшка рыча — «АААААА, бляди!» выносит дверь сарая ногой. На полу лежат двое: рослый бородач с автоматом, в синей рубахе, еще жив, и кроваво булькая разорванной нижней частью лица, судорожно елозит по полу. Второй, в камуфляжном костюме, лежит, неестественно вывернув шею. Санька остервенело вскидывает автомат и, поливая в упор бородача, орет: «Ах, здесь никого нет? Здесь нет никого?! Здесь нет никого?!!!!!! Су-у-у-у-у-ки!» Остановился, когда магазин был пуст.