Сергей Вашенцев - Путь-дорога фронтовая

Однако беспокойство за пленного не покидало Петра Петровича.

Войдя к генералу и едва поздоровавшись с ним, он сказал:

— С нами пленный. Я надеюсь, он не сбежит, пока мы здесь находимся? Было бы очень жаль. Он, наверное, разведчик.

— Какой пленный? — удивился генерал, — Да и вообще, кто вы такие?

— Мы артисты, находимся в подчинении политотдела фронта. А догоняем мы вас с самой Умани.

— С самой Умани? — не понял генерал. — А зачем вам догонять нас?

— По плану мы должны выступать у вас в частях с шефскими концертами. Вот наши документы. — Петр Петрович поспешно вынул бумаги и показал генералу. При чтении предписаний улыбка скользнула по его лицу, весьма моложавому, украшенному светлыми усами.

— Очень приятно! Клязьменский, — назвал он свою фамилию и еще раз пожал всем руки. — Раздевайтесь. Будьте гостями. Соломахин! — крикнул он в другую комнату.

Появился тот же самый лейтенант с удивительным румянцем во всю щеку.

— Организуйте ужин. Товарищи артисты, наверно, проголодались. Они совершили огромное путешествие, пока добрались до нас. Да скажите, чтобы замаскировали окна. Темнеет.

— Простите, — сказал озабоченно Петр Петрович, — а пленный? Что делать с пленным?

— Я не совсем понимаю, — с недоумением произнес генерал. — Где вы достали пленного?

Петр Петрович детально объяснил, что они не достали, а взяли пленного после боя.

— Это просто замечательно! — воскликнул генерал. — Артисты захватывают в плен фашиста! Невероятно! Для нас очень, очень важно. Он может дать ценные показания, в них мы нуждаемся. Благодарю вас.

Он распорядился, чтобы пленного немедленно отправили в разведотдел и там хорошенько допросили.

— Каждый пленный нам очень важен, — еще раз повторил генерал, расхаживая по комнате.

Из дальнейшего разговора с командиром дивизии Клязьменским выяснилось, что советские войска ведут бои в чрезвычайно сложной обстановке.

— Фашисты пользуются всякой нашей слабостью, неопытностью в горной войне, — сказал генерал. — Да вот прямо на днях они просочились к штабу первого полка. Пытались окружить.

— Пытались окружить? — насторожился Петр Петрович. — А далеко отсюда штаб полка?

— Да нет, близко. Здесь не равнина. В тесноте воюем.

— Значит, они могут и сюда прийти?

Командир дивизии пожал плечами.

— Все возможно.

Петр Петрович вопросительно поглядел на Ивана Степановича и на Катеньку. Но на бесстрастном лине старого охотника трудно что-нибудь разобрать. Катенька тоже ничем не выражала своих чувств. И все-таки она спросила:

— А летные части вместе с вами не воюют? Они, конечно, в горах не действуют?

— Как разведчики, — ответил генерал. — Или когда пробомбить надо.

— Наверное, издалека откуда-нибудь?

— До последних дней вызывали из Бельц.

Катенька вспыхнула. Петр Петрович выразительно поглядел на нее. Наоборот, на лице Ивана Степановича не дрогнула ни одна черточка. Генерал из этой мимической сцены ничего не понял. И не предполагая, что в словах Катеньки мог скрываться другой смысл, генерал Клязьменский сказал:

— Вчера, кстати, произошел тяжелый случай с нашим самолетом, производившим глубокую разведку. При возвращении немцы подбили его, он загорелся…

— А летчик? — вырвалось у Катеньки.

— Их было двое, — уточнил генерал. — Пилот и наблюдатель.

— Они спаслись?

— Да, сбросились на парашютах и, по счастью, попали в наше расположение. Немножко, конечно, побились при приземлении. Здесь горы. Одного ударило о камни, другому поцарапало лицо. Но отделались в общем благополучно.

— А они… откуда?

— Из Бельц.

— Уж не наши ли знакомые? — вопросительно поглядел на Катеньку Петр Петрович.

— Вы случайно не знаете их фамилии? — не скрывая волнения, спросила она, обратившись к командиру дивизии.

— Право, не знаю. Знаю только, что храбрые ребята и оба младшие лейтенанты.

— Значит, это не они! — воскликнул Петр Петрович.

Лицо Катеньки сразу стало грустным.

А Петр Петрович со свойственной ему любознательностью проявил живейший интерес к военным проблемам, и в частности к проблеме горной войны.

— Извините меня, может быть, я не совсем понимаю, — адресовался он к командиру дивизии. — Но представляется, что воевать в горах более удобно, чем в чистом поле. Здесь можно укрыться в пещерах или под навесом скал.

— Как сказать, — усмехнулся генерал. — Мы тоже сначала так думали. А потом поняли, что горы лбом не прошибешь. Сейчас подгоняем тылы, подвозим необходимое снаряжение, и тогда уже двинем по-серьезному.

— А если немцы за эти дни прорвутся сюда? — не без задней мысли спросил Петр Петрович.

— Отразим.

Петру Петровичу понравился уверенный тон генерала.

— Отразим! — с актерским пафосом повторил он полюбившееся ему слово. И еще раз повторил: — Отразим!

Допрос пленного подтвердил, что немцы подбросили на этот участок серьезные силы: очевидно, они догадывались или, может быть, выяснили при помощи разведки, что здесь действует дивизия неполного состава, не подготовленная для ведения горной войны, без соответствующего вооружения, без тыла и без резервов. Командир дивизии запросил в корпусе подкреплений, их не дали просто потому, что не было. Резервы не подошли.

Клязьменскому приходилось туго. Любая другая армия, окажись она в таком положении, отвела бы части на более выгодные позиции, но наш советский солдат, если уж зацепится за какой-нибудь рубеж, — попробуй его оттащи!

Наступившая ночь была величественна и тревожна. Мрак нарушали ракеты, вспыхивающие то тут, то там. Но что могут осветить они в глубоких извилистых ущельях, покрытых лесом? Когда ракеты гасли, мрак становился гуще, непроницаемей. Что там творится, в бездне гор? Слышатся выстрелы. Раскатисто бьют орудия. Откуда? Куда? Кто поймет!.. Они бьют то редко, один-два выстрела, как бы для пристрелки, то заколотят часто часто. Боже, какой грохот!

Петр Петрович стоял у окна в своей затемненной комнате и чутко прислушивался к каждому выстрелу, ежился и вздрагивал от ночной прохлады. Спать он не мог. Что-то непонятное совершалось вокруг. Кто там движется во мраке? Наши? Ихние? Может быть, враг уже близко, рядом? Кто скажет? Кто объяснит?

— Свет! Свет! — отчаянно кричит он в глубину комнаты, где Иван Степанович сидит в кресле и курит. — Гасите скорей папироску! Скорей! Заметят! Гасите!

— Не заметят! — раздается басок Ивана Степановича. — Здесь горы.

Старый охотник что-то слишком много курит. Огонек папиросы почти все время поблескивает во мраке. Уж не волнуется ли, в самом деле, и этот железный человек?

— Летит! Слышите, летит! — снова доносится от окна отчаянный шипящий шепот. — А вы с папиросой! Иван Степанович!