Сергей Вашенцев - Путь-дорога фронтовая

Вы слышали рокот фашистских самолетов? Тягостный, ни с чем не сравнимый звук. Над тобой! Конечно над тобой! Только над тобой! Орудийный снаряд, пущенный откуда-то, не так страшен. К нему можно привыкнуть. Попадет или не попадет, еще неизвестно. А самолет всегда над тобой, всегда кажется над тобой, даже если летит в стороне. Петр Петрович, почему же вы не бежите в блиндаж, в какую-нибудь пещеру, наверно, здесь есть пещеры в неприступных, непробиваемых скалах. Бегите туда, бегите… Почему вы продолжаете стоять у окна? Привыкли?

Проходит час, другой…

В дверь Катенькиной комнаты раздается легкий стук. Дверь медленно открывается, впуская старых актеров.

— Катенька! Извините, что мы вас разбудили, — послышался в темноте голос Петра Петровича.

— Я не сплю, — ответила Катенька.

— Где вы?

— Сижу у окна…

— Почему же вы не поспали хоть часок?

— Не хотелось.

— Мы решили вас разбудить, Катенька, чтобы обсудить совместно одно наше предложение. Мы с Иваном Степановичем уже обменялись мнениями. — После небольшой паузы Петр Петрович продолжал:

— Время серьезное, Катенька. Смотрите, что творится за окном!

За окном действительно творилось что-то невообразимое. Там стоял грохот, чудовищный грохот! Такой, наверное, бывает при землетрясении не меньше чем в десять-одиннадцать баллов. Удивительно, что Петр Петрович так хладнокровно ведет себя.

— Пойдемте, Катенька, в нашу комнату, — жестом позвал он девушку, — там решим окончательно.

Что они собирались решать, не сказал.

Как раз в это время командир дивизии разговаривал с начальником штаба, обсуждая тяжелое положение, в какое попала дивизия.

— Что ж, Дмитрий Михайлович, как-нибудь выкрутимся, — говорил генерал. — Все равно нам ни техники, ни солдат не подбросят. Будем надеяться на себя.

— Совершенно верно, помощи ждать неоткуда, — подтвердил начальник штаба.

— Все распоряжения отданы?

— Так точно.

— Вы приказали раздать гранаты работникам штаба на случай, если сюда прорвутся немцы?

— Розданы.

— Всех учли?

— Всех. Сейчас дорог каждый человек. Правда, тут еще не вовремя приехали артисты. Их надо бы, конечно, отправить в тыл. Но теперь поздно.

— Да, поздно… — тихо повторил генерал. Проговорил еще что-то невнятно, и вдруг голова его беспомощно опустилась на стол.

Начальник штаба удивленно взглянул на него, потом на цыпочках вышел в другую комнату.

— Живейко! — тихо приказал он ординарцу, кивая на дверь. — Генерал уснул. Пусть полчасика поспит, не будите его, всех направляйте ко мне.

— Третьи сутки не спит, другой бы свалился давно, — с некоторой фамильярностью ответил ординарец.

— Разбудите, когда скажу, — добавил начальник штаба и проследовал к себе.

— Живейко, дайте-ка умыться!

Генерал умывался прямо из таза, согласно местным обычаям. Ординарец стоял с полотенцем в руках. Умываясь, генерал приговаривал: «Ух хорошо. Весь сон сняло».

Потом не спеша вытер лицо, причесался и стал внимательно разглядывать довольно подробную карту с обозначениями на румынском и немецком языках, доставленную разведчиками. Должно быть, карта заинтересовала его, он взял лупу и, медленно передвигая ее, читал топографические знаки.

— Все ясно! — почти весело сказал он начальнику штаба, появившемуся в комнате. — Здесь проходит шоссе, удобное для их техники. Но мы можем отыграться в другом месте. Вот здесь! Мы сманеврируем первым полком.

— К сожалению, его теснят, — подал реплику начальник штаба.

— Выкрутимся, Дмитрий Михайлович, не в таких переплетах бывали. Сейчас сорок четвертый, а не сорок первый год.

— По вашему приказанию штаб занял круговую оборону. Комендантский взвод контролирует шоссе на случай прорыва танков.

— Так! Хорошо! Действуйте!

Сражение в горах продолжалось всю ночь. Особенно ожесточенный бой шел на шоссе, пересекавшем Карпаты: по одной стороне его высились скалы, подступая к самой дороге; по другой горбились склоны, более отлогие, покрытые травой и кустарниками. Бойцы третьего полка во главе с дважды раненным героем-командиром бились насмерть, закрывая путь фашистским танкам, остервенело рвавшимся вперед. Многие танки горели — это бронебойные снаряды попали в цель.

Первый и второй полки дивизии, действовавшие на соседних участках, проявили не меньшую стойкость, чем третий полк, хотя они и были ослаблены. В результате дивизия неполного состава, без техники, застрявшей из-за бездорожья, разбила почти вдвое превосходящего ее по силам противника.

Историки войны потом восстановят точную картину боя, где фашистские войска еще раз (в который раз!) узнали, что советский солдат умрет, но не уступит ни пяди освобожденной им земли. Историки войны соберут все данные об этом бое, может быть не таком решающем в великой цепи наших побед, но тем не менее славном. Будут изучены документы, учтены показания очевидцев, названы фамилии героев — живых и мертвых — в назидание потомству: смотрите — вот как надо любить Родину!

Однако бой еще продолжается. Несколько фашистских танков с облепившими их пехотинцами прорвались вперед и устремились по шоссе в обход штаба дивизии. Но их встретил комендантский взвод и штабные работники. В этой цепи была и вся фронтовая бригада артистов. Фашистских пехотинцев смели автоматные очереди, а танки были подбиты связками гранат.

Наконец-то вершины гор посветлели. Но в ущельях было еще темно. Две-три запоздалые звезды, мерцавшие высоко в небе, не могли прибавить света и дожидались восхода солнца, чтобы исчезнуть совсем. Прохладно. Даже холодно.

Артисты лежат за большими, камнями. С ними Живейко, вооруженный автоматом и гранатами. У Ивана Степановича и Катеньки тоже автоматы. У Петра Петровича старинное охотничье ружье. Как же случилось, что ружье, с которым не расставался Иван Степанович, оказалось в руках Петра Петровича?

Да очень просто!

Петр Петрович посчитал, что именно в его руках это крупнокалиберное ружье, с которым можно смело и на медведя идти, будет грозным противотанковым ружьем.

И в разгар боя старый актер, зажмурясь, выстрелил в тяжелый немецкий танк, возможно, подбитый кем-то раньше, но, выстрел был так громок и так выделялся среди других выстрелов, что его можно было принять как салют в честь одержанной победы: танк этот тут же остановился, охваченный пламенем и клубами дыма.

О том, как встречали артистов в подразделениях, мы сообщим кратко. Невозможно передать радость, не радость, а восторг солдат и офицеров, увидевших приезжих артистов, когда совсем рассвело и когда стихли выстрелы. По частям и подразделениям уже прошел слух, что концертная бригада, несмотря на предложение уехать в тыл, осталась в дивизии и решила разделить с солдатами их судьбу. Все уже знали и об оружии, с которым они пришли в цепь, и о просьбе Петра Петровича указать, куда ему стрелять. Солдаты с удивлением, даже, вернее, с умилением глядели на тяжеловатую, грузную фигуру, облаченную в длиннейшую шинель, и на шляпу, венчавшую голову старого актера. Лица у всех были приветливы, оживленны. А когда артисты в солдатской землянке, тут же, на передовой, разыграли сцену из Чехова, зрители, затаив дыхание, следили за взволнованной и вдохновенной игрой.