Сергей Вашенцев - Путь-дорога фронтовая

— Что же вы, товарищи? — кричит он. — Нам каждая пуля дорога, а вы прячетесь. Вылезай, вылезай.

Красноармейцы не шевельнулись. Лица совсем скрылись за ложами винтовок.

— Вылезай. Может, тоже к Врангелю хотите идти! В его голосе слышится угроза.

И тогда один вскакивает, бросает винтовку и, согнувшись, бежит назад, к берегу.

— У, гад! — несется ему вслед. — Пулю жалко тратить. Думает перебежать Сиваш. Там все равно вода.

Другой подползает к краю воронки и высовывает вперед дуло винтовки.

Белые засыпают снарядами всю левую, несколько приподнятую часть поля, где за горбами земли сосредоточились густые ряды красноармейцев. Белые пристрелялись. Снаряды ложатся один за другим, пробивая широкие ворота в цепях. В прорывы сейчас же устремляется конница. Она уже настолько подвинулась вперед, что воронка Моторного остается сбоку, и стрелять приходится переместившись на левый ее край.

Фланги всадников и перебегающие группы пехоты противника обходят дивизию. У Моторного кончились все патроны. Он вылезает из воронки и ползет к убитому красноармейцу, лежащему невдалеке. Но у того только одна обойма. Возвращается к своей воронке, но не успевает достичь ее, как все поле вокруг оживает, красноармейцы поднимаются и нестройно бросаются в атаку. Моторный отыскивает глазами командира роты, видит его мелькающую бороду, вскакивает и догоняет его огромными тяжелыми скачками.

Первым, увлекая за собой всю массу красноармейцев, бежит высоченный командир полка, бывший слесарь, проявивший чудеса храбрости под Каховкой. Рядом с ним, не отставая, военком Гришак, особенно любезный красноармейцам за его острые будоражащие речи, которыми он разгонял сомнения и тревоги уставших бойцов.

Враг замечает атаку. Канонада усиливается. Снаряды ложатся все ближе и ближе к нашим перебегающим цепям. Наша артиллерия молчит. Противник подавляет ее своей численностью и огромными запасами снарядов. У нас снарядов мало. Обозы остались на той стороне Сиваша. Вот сметает десяток бойцов недалеко от Моторного. Каша из человеческих тел и земли. Моторного обдает тяжелым порывом воздуха. Раненые, волочась, отползают назад. Вот падает рядом с ним товарищ по взводу и друг по шахте. Моторный не оглядывается, он старается поспеть за другими. Видит впереди спины товарищей, обогнавших его, бороду ротного и высокую фигуру командира полка, которого нельзя не заметить.

Неожиданно фигура эта исчезает. Легкий толчок как бы отбрасывает бойцов назад. Движение замирает. Цепи распластанно лежат на земле. Но это продолжается очень недолго, несколько секунд. Борода командира роты Слесарева метет воздух, как хвоя. Он вырывается в первые ряды, кричит, что принимает командование полком, и машет рукой. Бойцы не слышат его слов. Поднимаются с земли и бросаются вслед за ним, злобствуя на врагов, засыпающих снарядами все поле. Пробежав несколько шагов, Слесарев падает, и тогда впереди оказывается молоденький суетливый паренек, один из присланных из тыла коммунистов.

Он резко кричит: «Отомстим за погибших товарищей!» — и торопливо бежит, увлекая за собой поредевшие ряды красноармейцев.

В это время солнце падает недалеко от Моторного и с грохотом разбивается вдребезги…

Донесение в штаб:

«Изнуренные части уже не выдерживают».

Ответ командующего:

«Республика требует жертв. Вы должны удержаться во что бы то ни стало. Помощь будет оказана».

Республика требует жертв.

Только что закончилась переправа через Сиваш кавалерийской дивизии и повстанческого отряда.

Перед походом командующий сам осмотрел дивизию, сказал несколько напутственных слов. Кони дружно тронулись, но едва подошли к воде, как начали фыркать и пятиться. Темные просторы Гнилого моря, покрытого водой, тревожили животных. Сюда присоединялся скрип мажар, и крики, и голоса крестьян, возводящих преграду наступающему Азовскому морю. Кони волновались, испуганно вздрагивали (они были, кроме того, плохо кормлены) и вдруг, рванувшись, отчаянно устремились вперед, обдавая бойцов фонтанами грязи.

Из темноты вынырнул председатель сельского ревкома и, подбежав к командующему, поспешно сказал:

— Я приказал ломать заборы. Вода прорывается. Прорва воды.

Он весь вымок, мокрые волосы выбивались из-под шапки, грязь текла по лицу. Под его руководством целый вечер работали крестьяне, свозя без конца мажары соломы и сваливая их в бунтующее, прожорливое море.

— Вы понимаете, как это важно, — убеждающе говорит командующий. — Вы объяснили крестьянам всю важность братской помощи? Это — общее дело. Решающий участок фронта.

— Работаем дружно. Старики и те выползли. Я побегу. Поехали за заборами. Надо встречать.

Он суетливо двинулся к берегу.

Шум, который шел с моря, все усиливался. Движение кавалерии напоминало рев падающей с плотины воды на какой-то гигантской мельнице.

Много пришлось повозиться с повстанческим отрядом: махновцы шли неохотно. Они, должно быть, боялись ловушки, все время оттягивали, разводили дипломатию. Каретников то и дело являлся к командующему будто за распоряжением, а на самом деле, чтобы поразнюхать, разведать, поторговаться и выиграть время. Но наконец и их кое-как уломали. Тачанки с грохотом проскочили по деревне и врезались в жидкое плывущее месиво.

Было далеко за полночь. Части, не переставая, шли через Сиваш. Командующий еще раз подтвердил приказ о немедленном штурме Турецкого вала. Оттяжка волновала его. Им овладело беспокойство за дивизии, переправившиеся еще вчера. Части перешли без обозов. Бойцы были голодны. Поступали жалобы на отсутствие питьевой воды. После первых успехов дивизии натолкнулись на упорное сопротивление белых. Командующий торопил с атакой вала. Помощь должна быть немедленно оказана героям, ворвавшимся в Крым. Без этой помощи их ждет гибель.

Лицо осунулось, посерело. Щеки опали, выперли скулы. Несколько ночей не спал. Только живые, неутомимые Глаза свидетельствовали об огромной силе, которая жила в этом славном большевике.

Великая ночь. Такие ночи бывают раз в жизни. Торжественные ночи, в которые ломаются события. Они остаются в веках. Их воспевают поэты. Потомки будут жалеть, что не были современниками, не могли пережить вместе со всей страной этого события.

Командующего покинуло его обычное спокойствие. Лихорадка штурмовой ночи отразилась и на нем. Окружающие не замечают волнения на его лице, оно так же просто и открыто. Теперь, когда все распоряжения отданы, когда все нити сегодняшних решающих событий стянуты в его руке, он еще раз все продумывает, все пересматривает, боясь, что в этой стройной системе может получиться какой-нибудь маленький изъян, маленький, самый маленький, но такой, который в условиях напряженности всех сил, всех средств грозит бедой.