Степан Злобин - Пропавшие без вести

— Тьфу, чепуха какая! — сказал себе вслух Баграмов. — И вправду так спятишь!..

Это было действительно почти сумасшествие — радостное, счастливое сумасшествие возвращавшихся к жизни бойцов.

И странное дело — слова «формирование», «штаб», «восстание» не были произнесены громче, чем это было необходимо. Военно-подпольная дисциплина никем не была нарушена. Тем более мертвым молчанием был окружен склад оружия, на котором работала та же команда в восемь человек «выздоравливающих». Но какой-то необъяснимый подъем охватил людей ТБЦ, будто Красная Армия вошла уже в пределы Германии…

Вдруг из форлагеря прибежали с новостью: в ТБЦ, видимо для борьбы с побегами, прибыли двое власовцев-пропагандистов. Не скрытые подсыльщики, а одетые откровенно в немецкую форму, они могли иметь полномочия и на обыски, потому всюду был подан сигнал об осторожности.

Назавтра же власовцы попытались втереться в доверие. Но их попытки вести беседы в командах не увенчались успехом: народ от них расходился, больные гнали их из бараков.

После нескольких дней бесплодных попыток завязать беседы в бараках больных и в рабочих командах власовцы решили пойти к персоналу, но санитарский барак оказался «как раз» на уборке. Там мыли полы, вытряхивали матрацы.

Перед ужином власовцы явились к врачам.

— Мы с вами пришли побеседовать, господа, — сказал старший, словно не заметив, что никто не ответил на их приветствие. — Мы к вам, так сказать, неофициально.

— Мы очень рады! — отозвался Тарасевич. — Милости просим!

— А вы, Дмитрий Иванович, сказали бы лучше: «Я очень рад, прошу милости». Говорите-ка за одного себя, — вскипел Бойчук.

— Не мешает, однако, людям быть вежливыми между собой, — возразил Тарасевич.

— Пожалуйста, будьте вежливы, радуйтесь, а нас уж оставьте невежами! — подхватил Величко.

— Мнения разделились! — театрально произнес второй власовец, помоложе, невысокий, живой, с повадками бойкого провинциального журналиста.

— Напрасно надеетесь! — вдруг вступил Глебов. — Наше общее мнение такое, что в гости ходят по приглашению.

— Может, эти господа хотят произвести у нас обыск. Пусть производят, — сказал врач Наркисян. — Вам обыск или еще что? — спросил он в упор, подходя к власовцам.

— Н-да!.. Значит, такие у вас настроения! — значительно и угрожающе констатировал старший власовец. — А вы, господин Соколов, что же не скажете нам ничего?

— Я по поводу вашего прибытия никаких распоряжений от господина штабарцта не получал, — сухо отрезал старший доктор.

— Вы нам, кажется, тоже не рады? — вызывающе продолжал власовец.

— Здесь даже встреча с другом не вызывает радости. Впрочем, отчета о настроениях господин штабарцт до сих пор никогда в обязанность мне не вменял. Что еще вам угодно? — спросил Соколов.

— Нич-чего! — отчеканил власовец. Оба повернулись и вышли из барака.

— Даже не попрощались с вами, Дмитрий Ивачыч, несмотря на всю вашу вежливость, — съязвил Величко.

— С Дмитрием Ивановичем они договорятся еще без свидетелей, — вслух сказал Наркисян,

— Господа… гм… я считаю подобные замечания неуместными! — покраснев, заявил Тарасевич. — Я нахожу, что дразнить хозяев положения смешное мальчишество! Вести себя с ними вызывающе…

— А вы бы предпочитали устроить с ними дружеское чаепитие? — спросил Соколов. — Как хотите, Дмитрий Иваныч, но это из рук вон! Что вы говорите?! Они же должны понимать, что предателей все презирают. Даже немцы их за людей не считают… После нашей победы им места не будет на русской земле…

— Гм, гм… Вы сказали — «после нашей победы»? Насколько я разумею, мы с вами лично вряд ли будем участвовать в этой «победе», — иронически возразил Тарасевич.

— Я сказал «нашей», имея в виду не персональную нашу с вами победу, а победу Красной Армии и СССР, — строго ответил Соколов.

— Я пошутил, Леонид Андреич, — спохватился Тарасевич, — но сказать вам правду, я так же не верю в победу СССР, как и в победу Германии. Эти два грозных зверя, как я понимаю, сломают зубы на шкуре один другого и оба послужат добычей для третьего…

— Я что-то вас не пойму! — прервал Соколов.

— Что же тут сложного? Союзники явно ждут, когда Россия с Германией — обе истратят силы. Тогда они вступятся за того, кто больше ослаб, одолеют более сильного и, по праву сильнейших, поделят влияние в мире. Англия и Америка — вот будущие победители! — заявил Тарасевич, даже как бы любуясь эффектностью своих слов.

— Вы хотите сказать, что международный капитал… — начал Маслов.

— Я хочу сказать, что смешно, господа, серьезно верить в победу Советов! Россия будет этой войной экономически отброшена к уровню царского времени. Мы будем после войны сами стоять на коленях и молить, чтобы нас превратили в доминион Британской империи. Поля запустели, заводы разбиты… После войны восстанавливать?! Чьими руками? Где взять хлеба? Деревня разорена… Мы будем кричать: «Варяги! Где вы? Приходите, мистер варяг, займитесь нашей, с позволения сказать, «социалистической родиной»!»

— Вы верите в ту «информацию», которую власовцы нам подсовывают? — спросил Соколов.

— Любая официальная информация тенденциозна. Вероятно, в России все пишут наоборот. Я считаю, что скептицизм — это лучший путеводитель разумного человека, — резонерски возразил Тарасевич. — Но я лично считаю, что бесполезно на лбу наколачивать шишки. На нашей печальной планете право за тем, у кого сила…

— Да какая у них там сила! Кого вы трусите?! — раздраженно воскликнул Бойчук.

Он возбужденно прошелся по бараку и вдруг остановился перед окном, захваченный чем-то происходящим снаружи.

— Вон, смотрите! Смотрите, где сила! — обратился Бойчук к товарищам.

В этот час больные сидели возле бараков в бездеятельном ожидании ужина. Когда власовцы вышли от врачей, один из больных встал с крылечка и шагнул им навстречу. Тощий, с острыми скулами, бледный, он на них пошел в наступление.

— Чего тут шныряете? — вызывающе спросил он. — Нюхать пришли?! Коммунистов ищите? На, сука! Я коммунист, записывай номер!

Больной вытащил из-под рубашки личный лагерный номерок и сунул в физиономию власовца так, что тот даже попятился.

— И мой пиши! Я большевик! — подхватил второй больной, также рванув с шеи номер.

— И мой! — крикнул третий, тесня опешивших агитаторов, не пропуская их к воротам.

— Братцы! Товарищи! Кто большевик?! Кто за советскую власть? Давай свои номера собакам понюхать! — на весь блок призывали зачинщики, наступая на опасливо притихших изменников.

Толпа больных, уже свыше ста человек, обступила их.

— Ишь зенки таращит! Что?! Испугался?! А ты бойся нас, гадина, бойся! — с угрозой кричали больные.