Степан Злобин - Пропавшие без вести

Во время тяжелых фронтовых передряг самых первых недель войны Бурнин едва ли хоть раз припомнил Варакина. Михаил же, не раз вспоминая старого друга, кадрового командира Красной Армии, непременно представлял себе, что Анатолий Бурнин где-то на западе принял первый удар фашистов и либо стоит где-то в боях, либо погиб, как тысячи честных, отважных людей его возраста и положения.

Михаил не ошибся. В самых тяжелых боях Бурнин находился, можно сказать, с первых часов войны. Однако дивизия, начальником штаба которой он был, в трудных условиях вырвалась из клещей врага, билась в Смоленске и наконец зацепилась у Ярцева, заняв оборону на ранее подготовленном огневом рубеже, где Красная Армия великой отвагой, великою кровью и волей «научила» фашистов стоять на месте…

Около двух недель назад майор Бурнин был отозван из штаба дивизии и назначен помощником начоперода в штаб своей армии.

Ельнинская победа, которая прогремела торжественным сообщением на весь мир, не была непосредственным боевым делом их армии, но их армия своими наступательными действиями активно поддерживала успех соседей, которые окружали Ельню. В данный момент их наступление прекратилось, и Бурнин с удовольствием встретил приказ о командировке в Москву, в Генеральный штаб, за топографическими картами, которые почему-то не мог прислать им штаб фронта.

— Смешная командировка! — сказал Бурнин и поехал…

И вот он сидит у Варакина, который, склонясь над столом, пишет письмо Татьяне.

— Ну что же, еще по стаканчику, что ли? — предложил Михаил, надписывая конверт.

— Стаканчик в дороге не помешает, — ответил Бурнин, — а вот меня еще доска соблазняет, — он указал глазами на шахматные фигуры, которые уже аккуратно расставил. — Тряхнем стариной! Давно уж я в шахматы не играл. Оттеснили доску оперативные карты, приказы, сводки. Татьяна Ильинична нас не осудит, — усмехнулся он давнему воспоминанию о том, как между ним и женою Варакина из-за его пристрастия к шахматам чуть не возникла навеки вражда.

— Не осудит! — вспомнив о том же, весело согласился Варакин. — Ну, выбирай!

Михаил протянул кулаки с зажатыми пешками для розыгрыша доски.

Майору достались белые, и он повернул к себе доску осторожно, стараясь не повалить расставленные фигуры.

— Всегда и во всем мне везет! — повторил он привычную поговорку и не раздумывая пошел пешкою от короля.

Они в молчании разыграли дебют. Варакин старательно обдумывал каждый ход, майор почти не глядя переставлял шахматные фигуры, с громким пристукиванием их тяжелыми, оловянными донцами.

— Точно «козла» забиваешь! — сказал ему с усмешкой Варакин

По своему обыкновению Бурнин играл в шахматы, напевая без слов что-то воинственное и бравурное. Вот неожиданным ходом объявил он «гардэ» королеве, одновременно поставив под угрозу одного из коней Варакина.

И пока черный ферзь спасался бегством из-под удара, Бурнин увел с доски «вороного коня».

— Да, а знаешь, Миша, — будто только что вспомнив, заговорил майор, — ваше хирургическое начальство — теперь как раз твой Ливанский. Ты знаешь, ведь он генерал!.. Да, так вот, по твоей теме, как я случайно слышал, в тылах собираются создавать институт. А ты тут!.. Институт, а ты тут! — повторил Бурнин, по-детски довольный случайно сорвавшейся рифмой, которая как бы подчеркивала нелепость создавшегося положения.

— Институт… а слон тут! — шутливо передразнил Варакин увлекшегося беседой партнера, неожиданным для него ходом снимая с доски белого слона.

Бурнин отмахнулся.

— Ну и бог с ним! — небрежно сказал он, не желая терять нить разговора, и настойчиво продолжал: — Пусть лично ты, из ложного самолюбия, что ли, не стал «уклоняться» от отправки на фронт, а твое прямое начальство хотя бы пыталось тебя отстоять?

— Да я сам никому не позволил бы, Толя, в такой момент… — начал Варакин. Бурнин горячо перебил его:

— Именно в такие моменты и важно, чтобы советские люди, особенно коммунисты, не делали глупостей! Твое дело, как ты говорил, борьба со смертью от шока. А как у нас с этим в санбатах? Все в порядке?

Варакин молча качнул головой.

Сегодняшний новый случай смерти бойца, которого как-то особенно страстно хотел он спасти, утверждал правоту его собеседника, и Михаил не нашел, что ему возразить.

— Вот то-то, мой друг… Я не врач, черт возьми, — решительно заключил Бурнин, — но, насколько я понимаю… Одним словом, я вижу, что этим делом придется заняться мне! Есть у меня в Главсанупре один…

Варакин засмеялся:

— А ты все такой же, как был, Анатолий! Кипишь!

— Не люблю равнодушия в жизни! — серьезно сказал Бурнин. — Если есть у тебя настоящая цель, значит, ты должен ее добиваться, а не плыть по течению…

И Михаил рассказал о страдальческой гибели безымянного молодого танкиста, о том, что так гибнут тысячи раненых, для которых смерть могла не быть непременным исходом. Он говорил о работах Павлова, о строении головного мозга, о контактах и размыкании связей коры с подкорковым слоем, размахивая фигурой, снятой с доски, и позабыв о шахматной партии.

Бурнин слушал внимательно, хотя не все достаточно понимал, а когда Варакин умолк, он поднялся с места.

— Ну вот, значит, я все-таки прав, и дело твое не здесь, а в том институте, который организуют в тылах. Оттуда ты сможешь внести свой вклад не в одну палату в «поповском доме», а по санбатам, по госпиталям, — словом, на всю нашу матушку… — Бурнин заметил мрачную тень на лице друга. — Ты, Мишка, не думай, что я не могу понять твоего стремления быть ближе к фронту и непосредственно помогать бойцам. Я просто против кустарщины, право. Надо же делать большое дело в серьезном масштабе!.. Вон идет мой шофер дорогой. До свидания. Здорово мы опоздали! — воскликнул Бурнин.

Он уехал, сказав еще раз, что он, ну просто как коммунист, считает своим прямым долгом как-то вмешаться в судьбу Михаила.

Несколько лет Бурнин не был в столице. Теперь его удивило, что при самом въезде в Москву на знакомом шоссе выросли какие-то игрушечные домики, точно дачный поселок среди дороги.

— Маскировка от авиации, — пояснили ему.

Высокие дома были покрыты черными продольными и поперечными полосами — как закопченные. Оконные стекла заклеены крестами белой бумаги. Окна магазинов завалены мешками с песком.

Бурнин приказал проехать мимо знакомого дома, где в глубине двора во флигеле жили Варакины. Окаянный пикап опять «барахлил» по дороге, и было уже не раннее утро, когда Анатолий вошел во двор.

Под окнами флигеля, в котором жили Варакины, как воронка от бомбы, зияла огромная противопожарная яма, наполненная водой. Ребята лет по одиннадцати пускали по водоему исписанные фиолетовыми буквами бумажные кораблики, а какая-то мать голосом мирных будней остерегала девчонку, чтобы она не свалилась в воду…