Олег Селянкин - Будни войны

Так что обыкновенной ржанухи он досыта поел лишь тогда, когда призвали на службу в Красную Армию. Служить пошел без каких-либо восторгов, даже несколько настороженно, но и без откровенной боязни неизвестности: или мы не знаем, что вовсе нельзя душевно паниковать, когда трудное начинает осаждать тебя со всех сторон? А потом — пообтерся, пообвык и вдруг понял, что военная служба ему очень даже по душе. Не сытная кормежка и справное обмундирование завлекли. Прежде всего потому военная служба по душе пришлась, что невероятно нужным, необходимейшим для Родины человеком он себя в армии почувствовал: ему оружие в руки она дала, ему доверила защиту своих пограничных рубежей; и общий порядок, и сознательная дисциплина, конечно, тоже свою роль сыграли.

Красная Армия тогда еще только становилась по-настоящему на ноги, только наращивала свою мощь, поэтому командиры всех рангов ей были очень нужны, вот, приметив старательного и жадного до знаний бойца, командование для начала и послало его на одни курсы, потом — на вторые, после окончания которых он и возвратился в родной полк уже командиром взвода. С год или чуть подольше пробыл в этой должности, а потом роту принял. И все последующие годы командовал ею. В том же полку, в каком начал военную службу. Вместе с полком, в его составе, повинуясь приказам командования, побывал и в горячущих песках под Ашхабадом, и среди крутолобых сопок на Дальнем Востоке, а летом прошлого года и сюда, в Прибалтику, считай на самую западную границу Родины, прибыл.

Разумеется, все это время еще и учился. Чтобы знать больше, чем подчиненные. А последние годы знаете какой красноармеец пошел? Политически зрелый, грамотный, до всего любопытный; хотя еще и редко, но даже и со средним образованием бойцы встречаются.

Самостоятельно учился: об академии и мечтать не смел, осознавая свою малую подготовленность для учебы в ней, а командование учиться не посылало, считая, что он и без того свое дело хорошо знает. Действительно, все эти годы его рота неизменно была в середке. По боевой подготовке и всем прочим показателям.

Сидел капитан Исаев на берегу глухого лесного озерка, мысленно перебирал свою прошедшую жизнь и вдруг, когда почти убедил себя, что всему виной его судьба-злодейка, отчетливо понял, что все эти часы ворошит полуправду, что можно угробить на это еще хоть несколько суток, но истина будет по-прежнему далека. А ведь она рядом, ее даже искать особенно старательно не надо: теперешняя должность — командир роты — вполне устраивала и устраивает его самого, потому к большему и не стремился. Или ему никогда не доводилось замещать командира батальона? Раза четыре, если не больше, случалось такое. Когда тот уезжал в отпуск. Помнится, очень волновался он, даже побаивался: шутка ли управлять такой громадиной? Ведь сотни людей у тебя в подчинении!.. Для этого особые мозги надобны, для этого у человека особый характер должен быть. И весь месяц, пока замещал комбата, часа относительно спокойного на его долю не выпадало; даже ночами, случалось, лежал с открытыми глазами, стараясь вспомнить: а не забыл ли минувшим днем сделать что-то важное? Короче говоря, не жил, а маялся он все время, пока замещал командира батальона.

Постой, постой, а не потому ли командование полка и перестало тебя за командира батальона оставлять, что заметило это?..

Однако сколько и как ни крути, оправдывая себя или обвиняя командование полка, но оно свое мнение высказало. Откровенно, в глаза…

С одной стороны, конечно, это непорядок, когда ротой командует чуть ли не дед с седой бородой по пояс; негоже ему наперегонки с молоденькими лейтенантами бегать. А с другой… Уход с военной службы — крушение всех жизненных планов. Его личных. Прежде всего, разумеется, это будет ощутимый удар по семейному бюджету: ведь у него, Дмитрия Исаева, не будет вообще никакой специальности, если он уйдет из армии. Или его «уйдут» из нее…

Хотя рабочие руки сейчас везде во как нужны, значит, без работы он не останется. Да и много ли, если говорить честно, ему и его домочадцам надо? Бея его семья — жена Анна Кузьминична, сын Порфирий и дочь Полина… Аннушка… Она сама подошла к нему, когда он вторично заявился на танцы в клуб швейников, и спросила, глядя на него подчеркнуто снизу вверх и серьезно:

— Почему вы, товарищ командир, меня все время расстреливаете своими глазами? Или желаете познакомиться?

Он, Дмитрий Исаев, не мог даже предполагать, что эта столь скромная на вид девушка окажется способной на нечто подобное, поэтому откровенно растерялся и лишь кивнул, судорожно проглотив какой-то непонятный комок, вдруг возникший в горле.

А она церемонно и торжественно уже протянула ему свою будто окаменевшую ладошку и сказала, улыбаясь открыто, от всего сердца:

— Анна.

— Дмитрий… Дмитрий Ефимович Исаев, — почему-то поспешно и осипшим голосом выдавил он из себя, опустив руки по швам и вытягиваясь словно перед самым главным своим начальством.

— Дмитрий Ефимович? Да еще Исаев? — переспросила она нахмурившись, какое-то время помолчала, обдумывая или решая что-то, и вдруг заявила тоном, исключающим с его стороны какие-либо возражения: — Нет, так очень длинно. И официально как-то… Для меня вы будете просто Митей. Договорились?

— Тогда уж и на «ты» давайте, — внес и он предложение.

А потом, когда с момента знакомства минуло около года, сама Аннушка вдруг и заявила, что прекрасно поняла его тайное желание и согласна расписаться. Чтобы не мучить его, уже сегодня расписаться согласна.

И уж вовсе не ко времени вспомнилось вдруг, что сразу после регистрации брака Аннушка послала его, Дмитрия Исаева, в магазин, строго наказав обязательно купить шесть тарелок и столько же чашек с блюдцами.

Он выполнил ее поручение как только мог хорошо и радостный прибежал в свою комнатушку, где Аннушка своей суровой рукой безжалостно уже порушила последнее, что могло напоминать о еще столь недавнем его холостяцком житье.

Аннушка, наскоро сполоснув руки, осторожно положила его покупку на стол, накрытый новехонькой цветастой скатеркой, и осторожно развернула упаковочную бумагу. Потом, как показалось ему, долго и восторженно рассматривала тарелки и чашки с блюдцами. И как было не любоваться покупкой, если на столе не оказалось ни одной тарелки или чашки с блюдцем одинаковой расцветки. Шесть тарелок, шесть чашек с блюдцами — и все разной окраски!

Потом, насмеявшись до слез, Аннушка вдруг и сказала, нежно глядя на него:

— Какой ты, Митяй, еще наивный в житейских вопросах!.. Одним словом, нестандартный ты у меня!

Нестандартный Митяй… Два этих слова для него всегда звучали ласковой песней…

Да, она, Аннушка, никакой работы не испугается, она запросто может пойти и по старой своей специальности — швеей на фабрику или в артель какую определиться. А Полина вот-вот сдаст государственные экзамены, со дня на день учительницей станет…

Читать дальше