Олег Селянкин - Будни войны

А вообще, если, хочешь знать, дорогой товарищ Исаев, в Берлине сейчас около двухсот тысяч солдат. И самого различного оружия у них предостаточно. В том числе имеется и более трех тысяч самолетов, и, как предупреждает разведка, чуть ли не три миллиона фаустпатронов.

Есть у гитлеровцев и сто двадцать реактивных самолетов. Как увидишь, что над самыми высокими облаками с невиданной скоростью шпарит самолет без пропеллера, — так и знай: это и есть то самое…

Вообще же против нас фашисты держат двести четырнадцать дивизии, из которых тридцать четыре танковых и пятнадцать моторизованных. Еще четырнадцать бригад возьмем на карандаш или и без них цифры впечатляющи?

Прошу учесть: против наших уважаемых союзников воюет только шестьдесят дивизий вермахта и танковых из них лишь пять!..

Не будем забывать, Дмитрий Ефимович, что и нашим союзникам не хочется, чтобы мы первыми ворвались в Берлин, чтобы нам, как основным победителям германского фашизма, жители его вручили ключ от города.

Из маленького сейфа, больше похожего на самый обыкновенный железный ящик с крышкой, притаившегося за спиной одного из солдат-связистов, командир полка достал какой-то пакет, нашел нужные строки и прочел вслух:

— «…Ясно, что Берлин является главной целью. По-моему, тот факт, что мы должны сосредоточить всю нашу энергию и силу с целью быстрого броска на Берлин, не вызывает сомнений…»

Это еще 15 сентября прошлого года верховный главнокомандующий силами союзников в Западной Европе генерал Эйзенхауэр написал фельдмаршалу Монтгомери… Ходят упорные слухи, будто недавно и Черчилль нечто подобное предложил Рузвельту… Вот и прикинь, дружище, допустимо ли в такое напряженное, ответственное время, можно сказать — в завершающий момент всей войны, заниматься перестановкой офицеров? Только ради того, чтобы успокоить, утихомирить чье-то уязвленное самолюбие?

Полковник Муратов, чтобы наверняка склонить майора Исаева на свою сторону, мог еще сказать и о том, что Верховное Главнокомандование Советской Армии очень тщательно, стараясь учесть все, готовится к штурму Берлина. Поэтому помимо того, что стало известно об этом городе путем изучения трофейных документов и опроса пленных, шесть раз посылало нашу разведывательную авиацию для фотосъемок самой столицы Германии, всех подступов к ней и ее оборонительных полос.

Смолчал и о том, что по результатам всей этой огромной и кропотливой работы составлены подробнейшие планы, карты и схемы предельной точности, которые уже вручены войскам. Всем. До роты включительно!

Словом не обмолвился полковник и о том, что, опираясь на те же исходные данные, наши инженерные силы изготовили точнейший макет Берлина с его пригородами. Вот на этом макете и по картам с 5 по 7 апреля состоялись командные игры, в которых приняли участие командармы, начальники штабов армий, члены Военных советов армий, начальник политуправления фронта, командующие артиллерией армий и фронта, командиры всех отдельных корпусов и начальники родов войск фронта.

А с 8 по 14 апреля (значит, и сегодня!) более детальные игры и занятия было приказано проводить в масштабах армий, корпусов, дивизий и частей всех родов войск. Именно над учебным заданием командира дивизии и работал полковник Муратов со своим начальником штаба и его помощником, когда на командном пункте появился майор Исаев.

Об очень многом важном и словом не обмолвился полковник Муратов, однако и того, что он сказал, оказалось вполне достаточно, и майор Исаев пробормотал скорее для приличия, чем по необходимости или велению души:

— Дело не в самолюбии… У меня там товарищи, с которыми я столько всякого перетерпел…

Полковник Муратов как-то неопределенно, отрывисто крякнул и до тех пор старательно хлопал себя ладонью по всем карманам, пока в правом брючном не нащупал пачку папирос; любой солдат в полку знал, что только там ее постоянное место, а вот он искал!

— Закуривай, — предложил полковник Муратов, протягивая пачку папирос майору Исаеву.

— Бросил.

— Что так?

Майор Исаев утаил правду, постыдился признаться, что безденежье толкнуло его на этот шаг, он сказал:

— Сердчишко поберечь надо…

Молчали долго. Пока полковник до мундштука не докурил свою папиросу, пока пальцами не расплющил окурок в пепельнице — донышке артиллерийского снаряда.

Или потому молчание показалось невероятно долгим, что предчувствие чего-то траурного вкралось в душу майора Исаева?

Действительно, помолчав, полковник Муратов сказал, будто пересиливая себя:

— Понимаешь, до самого Одера мы нормально наступали, до города Фюрстенберга, значит…

Не рассказывает, а информирует полковник Муратов. Однако майор Исаев все видит в красках, видит так, словно это происходит лишь сейчас и в его присутствии.

…От Вислы до Одера ходом и без больших потерь шли, а тут, упершись в реку, залегли на правом берегу Одера. Залегли, прижатые к земле плотным огнем с западного берега. Успокаивали себя тем, что поджидают отставшие танки и тяжелую артиллерию, хотя прекрасно знали подлинную причину своей остановки.

Вместе со всеми на стылой земле лежал и командир полка. Все изучали и реку, и немецкий город Фюрстенберг.

Река скована льдом. Но он весь в воронках от бомб и снарядов; настолько продырявлен ими, что местами даже скрывается под водой, которая отсюда, с берега, кажется дегтяно-черной и густой, вязкой.

Фюрстенберг — на том берегу реки и чуть левее. Не город, а городишко; и улица у него вроде бы одна — вдоль реки бежит, и дома, как на подбор, одноэтажные, с крутыми крышами из красной черепицы.

На городок только глянули мельком, а потом все время всматривались в дамбу, что тянулась напротив их позиций вдоль левого берега Одера. Без единого столбика или кустика на своем отвесном склоне, она стеной возвышалась на том берегу, господствовала над рекой и поймой правого берега, где залегли советские солдаты. Самое же неприятное, от чего никуда не денешься, — в теле дамбы укрыты вражеские пулеметы и даже пушки. Их так много, что дамба искрится, если они стреляют разом.

Только все ли вражеские пушки и пулеметы уже обнаружили себя? Скорее всего — часть затаилась, ждут, когда мы начнем форсировать Одер. Ждут, чтобы в самый критический момент ударить наверняка.

Целый день лейтенант Зелинский с товарищами изучали проклятую дамбу, искали и не нашли в ней изъянов. Единственное, до чего додумались сообща, о чем немедленно доложили полковому начальству, — форсировать Одер здесь нужно не цепями, как неоднократно и на других реках делалось раньше, а небольшими группами; и наступать не всем сразу, а с малыми интервалами. Чтобы вынудить фашистов рассредоточить свою огневую мощь…