Олег Селянкин - Судьбы солдатские

Приказ, хотя его и ждали с нетерпением, пришел все же неожиданно и сразу породил некоторую нервозность. Не только у него, Дмитрия, но и у таких бывалых солдат, какими он считал Трофима и Егорыча. Даже Флегонт Иванович, про которого говорили, что он отродясь не ругался матерно, вдруг, когда один из взводов роты несколько замешкался, такого матюка пустил, что Егорыч хмыкнул не то удивленно, не то одобрительно.

К Днепру подошли около полуночи. Лодок, как и предсказывал Егорыч, не оказалось. Ни одной. Зато в прибрежной рощице, где почти все деревья под корень были срезаны вражескими снарядами и бомбами, нашли два приземистых штабеля бревен и бревнышек разной толщины, судя, по всему, недавно заготовленных саперами. Из них и стали вязать плотики. Небольшие. По два на каждое отделение: Флегонт Иванович сказал, что такими и управлять легче, и потери в личном составе, если в какой из них врежется снаряд или мина, окажутся меньше.

А по небу быстро плыли рваные тучи. В просветы между ними глядели яркие и будто настороженные звезды.

Почти бесшумно работали все, вроде бы ни одного бряка-стука не должно было долететь до правого берега Днепра, на высоких горбах которого затаились фашисты. Но там — на самой левой кромке горизонта — вдруг вскарабкалась под тучи белая ракета. Погасла она — вспыхнула другая и уже чуть правее первой. Одна за другой рождались и умирали ракеты. Все ближе, ближе…

Когда мертвенно-белым светом разродилась ракета, выпущенная почти напротив той рощицы, где затаилась их рота, Дмитрий на какие-то доли секунды увидел и кручи правого берега, которые вот-вот предстояло штурмовать, и угрюмую рябь волн, покрывшую реку от берега до берега.

Сползли ракеты на север — Флегонт Иванович, взглянув на часы, шепотом скомандовал: «Спустить плотики!»

Несколько секунд излишней нервозности, но вот все уже разместились на плотиках, уперлись в песчаную отмель шестами и грубо отесанными веслами.

Наконец и новый приказ, теперь уже, возможно, и от командования полка:

— Начать движение!

Поступил этот приказ — без промедления все плотики двинулись навстречу волнам. С этой минуты, когда был сделан первый шаг к правому берегу Днепра, каждый сердцем понял, что только быстрота и внезапность действий оставляют ему какие-то шансы уцелеть в бою, который может вспыхнуть с минуты на минуту, и все гребли изо всех сил; не только веслами, но и шестами, просто палками и обломками досок рвали воду, казавшуюся вязкой, тягучей.

Дружно все плотики отошли от песчаной отмели левого берега, еще какое-то время старались держаться кучно, чтобы сохранить свой взвод, свою роту, однако потом, когда вышли на стрежень, когда Днепр показал силу своего течения, одни плотики стали отставать, другие течение неумолимо сваливало влево. И рассыпались роты, даже взводы. Но все равно плотики упрямо шли вперед: солдаты, находившиеся на каждом из них, искренне верили, что, стоит им зацепиться за тот берег, отвоевать у фашистов хотя бы несколько десятков квадратных метров земли, помощь обязательно придет.

А фашисты уже обнаружили их. Теперь осветительные ракеты почти непрестанно висели над рекой. И ударили гитлеровские пушки и минометы; снаряды и мины рвались в воде, одаривая зазубренными осколками, или разбивали лодки, плотики; случалось такое — летели к небу обломки досок и бревен, падали в воду убитые или израненные солдаты. Обломки нескольких плотиков уже видел Дмитрий. А когда с береговых круч длинными очередями полоснули многие пулеметы, когда на реку легла искрящаяся паутина из трассирующих пуль, невольно подумалось, что вот она, сама смерть…

Не все плотики дошли до правого берега Днепра. Их — дошел. Едва он коснулся земли — все метнулись с него, не позволив себе даже самого малого промедления. Почувствовали под ногами не зыбкие бревнышки плотика, а привычную землю — стали карабкаться на обрывистый яр. Чтобы поскорее увидеть фашистов: когда видишь ненавистного врага, когда и сам можешь смертельно ударить его — во много раз легче на душе.

Недавние ливни обильно смочили и правый берег, поэтому солдаты еле одолели кручу. Подталкивали, подсаживали, вытягивали друг друга, но одолели. В самое время — в неровном мерцающем свете многих ракет увидели около взвода гитлеровцев, которые во весь рост, не таясь, бежали именно сюда, чтобы убить их, тех, кто уже оставил за спиной Днепр.

Этот фашистский взвод за считанные секунды срезали автоматными и пулеметными очередями. Правда, один из фашистов было метнулся обратно в непроглядную темноту, но Егорыч одиночным выстрелом оборвал его бег.

Теперь, когда стало несколько спокойнее, огляделись: где же родной полк? Растянувшись вдоль берега метров на пятьсот, ярились наши автоматы и пулеметы. Не сплошной линией, а отдельными очагами. Два из них угасли буквально за считанные минуты, зато остальные слились в один, дружно ощетинившийся в сторону врага огненными трассами.

— Где Флегонт Иванович? И взводного нашего никто не видел? — спросил Трофим, яростно работая лопаткой: оборудовал для себя огневую позицию.

— Еще там, на середке Днепра, в их плотик мина угодила, — ответил какой-то незнакомый солдат.

Дмитрий считал, что сейчас Трофим просто обязан во весь голос заявить, что он, как старший по званию, берет командование на себя, но брат только и сказал:

— Слышь, кто пошустрее, доложи, сколько нас и каким, в каком количестве боезапасом располагаем.

Лишь позднее, когда ему было доложено, что на этом ничтожно малом клочке земли заняли оборону всего девятнадцать бойцов при трех станковых пулеметах, а боезапаса — патронов и гранат — на день хорошего боя, когда каждому из бойцов стало ясно, в каком секторе он ведет наблюдение за врагом, у Трофима непроизвольно вырвалось:

— Значит, отвоевался наш Флегонт Иванович…

Да и времени не оставалось на большее: гитлеровцы, опомнившись и немного разобравшись в обстановке, подтянули сюда силы, пока не атаковали, но огонь открыли плотный, заставляющий вжиматься в землю. И все-таки здесь было еще сравнительно спокойно: севернее, где высадились остальные, бой гремел во всю силу, там в полный голос говорили не только фашистские пушки и минометы, но туда прицельно били наши дальнобойные орудия и «катюши», стоявшие на левом берегу Днепра.

— Может, до своих начнем пробиваться? — робко предложил кто-то.

До своих, кто уже сейчас по-настоящему в полную силу бился с фашистами, всего метров триста. Или чуть побольше. Конечно, вроде бы и можно попытаться ползком проскользнуть к ним. Что ни говорите, когда народу побольше, и биться с врагом лучше, и смерть не так страшна: не в одиночестве, а при людях ее примешь.