Джордж Паттон - Война, какой я ее знал

26–го числа из корпуса связи прислали людей для проведения «Дня с генералом Паттоном». Первым делом мы отправились в расположение 20–го корпуса, в Фонтенбло, затем через Немур дальше за Монтро, где обнаружили 5–ю пехотную дивизию. Я похвалил генерала Ирвина за прекрасную работу, проделанную его дивизией, и не отказал себе в удовольствии наградить нескольких из его подчиненных крестами «За отличную службу».

Когда в самом начале кампании я издал приказ, что во время марш—бросков по меньшей мере одна полковая ударная группа должна передвигаться на танковой броне, 5–я дивизия ныла громче всех, мол, ребятам на танках не за что держаться. На что я отвечал, что такая уж у ребят трудная доля, хотя лично никогда не сомневался — солдат охотнее проедет сорок километров на чем угодно, чем пройдет хотя бы двадцать пешком. Помню, в тот день Ирвин не мог нахвалиться своей мобильной пехотой. Обычно профессиональный военный скуп в оценках.

Мы пошли своей торной тропой и переправились через Сену в районе Мелена вместе с частями 3–й танковой дивизии Первой армии. Когда командиры машин узнали меня, все они дружно меня приветствовали.

Попрощавшись с ними, я отыскал штаб—квартиру 7–й бронетанковой дивизии и в довольно резкой форме высказал командовавшему ею генералу, сколь сильно недоволен тем, как выглядит его подразделение, и тем, как оно продвигается. Приходится говорить об этом, поскольку позднее мне пришлось сместить данного офицера.

Затем я вернулся в Фонтенбло и полетел в 12–й корпус, дислоцировавшийся на дороге Сане — Труа. Когда я находился в расположении данного соединения, прибыл генерал Вуд с донесением, что 4–я танковая дивизия только что захватила Труа. Этот эпизод можно с полным правом назвать блестящим. Полковник, а позднее генерал Брюс Кларк отправил свою штурмовую бригаду в овражек, что в двух с половиной — трех километрах к северу от города, где солдаты удачно укрылись. На краю Труа противник сосредоточил множество орудий и значительное число живой силы, Кларк же точно молотом ударил по ним одной танковой ротой и двумя ротами мотопехоты на бронетранспортерах. При этом солдаты открыли огонь из всех имевшихся орудий и пулеметов. Кларк взял город, не потеряв ни одного человека и ни одной машины. Правда, потом нам пришлось снова штурмовать Труа, потому что немцы окружили маленький отряд Кларка, но все равно, то была блестяще выполненная работа.

Перечисляя все те места, в которых я ухитрялся побывать за один день, я сам удивлялся своему проворству. Может статься, как—нибудь я сочту все те километры, которые налетал на самолетах и накатал на машинах, руководя действиями Третьей армии. Клянусь, их наберется не меньше миллиона.

27–го 20–й корпус взял Ножан и продолжал наступление на Реймс, в то время как 12–й корпус продвигался на Шалон через Витри. Вышестоящее начальство вынудило меня оставить 35–ю дивизию восточнее Орлеана, чтобы она прикрывала меня с правого фланга, хотя лично я не мог поверить в существование силы, способной заставить немцев переправиться на северный берег Луары.

Я полетел в Орлеан, который противник крайне вяло обстреливал с противоположного берега реки. Аэропорт к северо—западу от города едва успевал принимать самолеты, привозившие горючее и боеприпасы для наших войск. Накануне здесь приняли шестьсот самолетов и собирались принять еще столько же сегодня.

28–го мы взяли Шато—Тьерри и отрезали Витри—ле—Франсуа, Шалон и Реймс. Около 10.30 прибыл генерал Брэдли. Мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы убедить его разрешить мне продолжить наступление в направлении реки Маас, но в конце концов он сдался.

29 августа стало, по моему мнению, одним из критических дней в этой войне. Впоследствии будет изведено немало бумаги, чтобы описать его, вернее, события, сделавшие его таким значимым. К тому времени стало уже ясно, что реальная угроза для нас отсутствует, по крайней мере, до тех пор, пока мы не позволим существующим только в нашем воображении мощным силам противника остановить наше продвижение. Поэтому я велел командовавшему 12–м корпусом Эдди начать наступление на Коммерси и взять его, а также направил Уокера и его 20–й к Вердену с аналогичным приказом. Все шло так, что впору было надевать розовые очки, как вдруг точно гром среди ясного неба пришло сообщение о том, что шестьсот пятьдесят тонн горючего, на которое я имел все основания рассчитывать, к нам не поступило. Сначала я решил, что это обходной маневр командования, решившего все—таки притормозить продвижение Третьей армии, позднее же узнал, что задержка стала следствием изменения планов Верховного командования и была, по моему глубокому убеждению, продиктована генералом Монтгомери. [123] В действительности Монтгомери был не генералом, а фельдмаршалом; однако американцы часто именуют английских фельдмаршалов генералами, поскольку звание фельдмаршала (высшее) в вооруженных силах Соединенного Королевства соответствует высшему званию генерала армии (пятизвездного) в армии США. — Прим. пер .

30–го я встретился в Шартре с Брэдли, генералом X. Р. Буллем (помощником Эйзенхауэра), а также с начальником штаба Брэдли Алленом. Я изложил свои соображения, объяснив, что считаю необходимым как можно быстрее продвигаться на восток с целью прорвать линию Зигфрида прежде, чем немцы успеют закрепиться на ней. Брэдли поддержал меня, однако, как я мог догадываться, Булль и прочие офицеры Штаба главнокомандующего союзническими экспедиционными силами не разделяли нашего с ним мнения.

Я совершенно уверен, что это была самая главная ошибка, допущенная в ходе войны. Если говорить о Третьей армии, мы не просто не смогли получить причитавшиеся нам тонны горючего, нам вообще практически ничего больше не давали, поскольку в соответствии с планом о переносе направления главного удара на север туда должны были отправиться два корпуса Первой армии, а посему и горючее и боеприпасы тоже уплыли от нас в ту сторону.

В дополнение ко всему воздушный мост, на который мы прежде полагались как на источник поступления заметной части всего необходимого, был переориентирован так, чтобы осуществлять поставки в Париж; в то время как другие транспортные самолеты, о чем я в тот момент не знал, резервировались для выброски десанта на маршруте наступления 21–й группы армий. И наконец последний штрих: в тот самый день управление снабжения решило перенести свою штаб—квартиру из Шербура в Париж, для чего задействовало все оставшиеся грузовики.

Получив эти неутешительные известия, я отправился на наш новый командный пост в Ла—Шом, что неподалеку от Санса. Там я узнал, что Гэффи дал Эдди разрешение остановить продвижение дивизии в Сен—Дизье, поскольку горючие у танков было уже почти на нуле. Я немедленно телефонировал Эдди и приказал двигаться дальше — наступать до тех пор, пока машины не остановятся, а затем выходить из них и топать пешком, потому что приказа форсировать Маас никто не отменял. В последнюю войну я лишил горючего три четверти своих танков, с тем чтобы одна четверть могла воевать, и я не видел причин, по которым Эдди не мог бы поступить так же. Никто никогда не разубедит меня в том, что остановка стала пагубной ошибкой, ибо наши войска должны были продвигаться до Рейна, до предместий Вормса. Я не мог не цитировать Киплинга, его стихотворение «Если»: «Наполни смыслом каждое мгновенье, часов и дней неумолимый бег…» [124] Стихотворение «Заповедь». Перевод М. Лозинского. — Прим. ред .