Александр Зонин - Морское братство

— Хорошо!.. И будет еще лучше.

Дверь ему открыла улыбающаяся от счастья Долганова.

— Значит, едем?

— Пойдем, пойдем! Только одевайтесь потеплее. На заливе прохватит.

— А я совсем собралась. Только шубку и платок накинуть.

Сенцов вошел следом за Натальей Александровной в комнату и испытующим взглядом осмотрел свою спутницу с головы до ног. Ее девичью фигуру плотно облегало вязаное платье, цветное, но не яркое. Из высоких тупоносых ботинок чуть выглядывали теплые носки. Сенцов переводил взгляд с тяжелого узла пепельно-золотистых волос на оживленное лицо; потупился, увидев глаза, сияющие яркой синевой из-под пушистых ресниц, и хрипло сказал:

— Не годится в ботинках. Валенки есть у вас? Или сбегать за ними?

— Есть, есть, милая нянечка.

Сенцов ожидал, оборотясь к окну, окончательных сборов Долгановой, пока она щелкала какими-то замками чемоданов, пока стук на полу свидетельствовал, что его требование о смене обуви покорно выполняется. Наталья Александровна рассказывала, как обживалась в базе эти три дня.

— Знаете, я вам страшно обязана, — слышал Сенцов милый, несколько глуховатый голос из разных концов комнаты. — Такие глупости лезли в голову до вашего успокоительного звонка. А после взяла себя в руки, определилась на работу, из комнаты вывела холостяцкий дух.

Ну, тут мне очень помогла Клавдия Андреевна. Душевная женщина и, не правда ли, помрачительно красивая? Вероятно, все вы тут влюблены в нее.

— Не знаю… В чужих жен не положено влюбляться, — выпалил Сенцов и покраснел. Ему представилось, что его глупую фразу Наталья Александровна может истолковать, как нелепое признание. «Хоть бы скорее доставить ее к Николаю», — с отчаянием сказал он себе.

А Долганова, приняв его слова за неуклюжую шутку, продолжала рассказывать. О посещении метеостанции, о Клавдии Андреевне. О том, как много узнала о жизни и работе Николая.

В самом деле, эти дни ожидания мужа хорошо рубцевали раны, нанесенные тяжелыми переживаниями в оккупации. На всем пути от Москвы она не могла расстаться с воспоминанием, когда с беспричинной злостью человек — да человек ли? — обрек ее на муки и убил этим ее ребенка. Ей казалось, она так постарела и устала, что не сможет вернуться к работе с той творческой способностью, какую она и Николай считали главным в жизни. Ей думалось, что Николай, увидев ее опустошенной и сломанной, не сможет по-прежнему любить. Весь первый вечер в квартире Николая Ильича, в квартире, где она должна была заново строить жизнь, это настроение усугублялось. Она стыла у окна, даже не раскрыв свои чемоданы. Сидела и невесело глядела на бесконечный снегопад, ежилась и вздрагивала, когда ветер с резким порывом бросался на дом и бил листом железа по крыше. В другое время ее успокоило бы пение, но в этот вечер, слушая мягкое и задушевное контральто Клавдии Андреевны за стеной, она только враждебно думала об обладательнице этого голоса. Конечно, заезжая певица упражняется перед концертом. Сорока, кукушка, одним словом, бездушное и бездомное существо. Потом стала прислушиваться к звонкам телефона в коридоре. Но Николай ничего о себе не сообщал. Сенцов, такой предупредительный в дороге, тоже… Наконец, она разрыдалась и закапала слезами фотографию, где они были сняты вдвоем в лучшую пору их любви. Николай глядел со сдержанной улыбкой в строгих глазах и резко очерченных губах. А теперь ей причудилось в этой улыбке нечто чужое и насмешливое.

В середине ночи певица-соседка позвала ее к телефону. Она нехотя утерла слезы. Ей было безразлично, что подумают в квартире. Но, услышав, что Николай в море, устыдилась своих мыслей, почувствовала спасительную усталость и быстро уснула. Разбудил ее голос из репродуктора, сообщавший форму одежды для военнослужащих на новый день. Деловая интонация диктора будто говорила: а ты гостем не представляйся, входи, друг, в наши будни. И она решила немедленно сходить на метеорологическую станцию, куда имела направление из Москвы. Потом она займется домашним устройством, к возвращению Коли придаст комнате иной, уютный вид.

Путь к станции, указанный первым встречным, вел в гору. Трапы, облегчавшие восхождение, были занесены снегом, но все же идти было приятно. Сквозь тучи пробивалось солнце, снега искрились, и ветер, в меру свежий, колол щеки. Дом, блестевший заиндевевшим неокрашенным деревом, стоял на отлете от поселка, на узком мыске, и глубоко внизу — дух захватывало! — вскипала вода залива. Наташа прошла коридор и наугад открыла одну из дверей. Маленький человечек, почти упиравшийся острым подбородком в бумажный лист, на котором был изображен барический рельеф, поднял на нее глаза. Он и был начальником станции. Наташа назвалась и протянула документы.

— Очень приятно. Вакансия у нас есть и даже здесь, на центральной станции. Значит, вы работали синоптиком?

Он говорил неторопливо и неторопливо сполз со стула. С чувством брезгливой жалости она увидела большой горб, топорщивший на спине армейскую гимнастерку.

— А я как раз смотрю, почему у нас случилась ошибка. Предсказывали длительный ураган, а за ночь барометр пошел на повышение, на три ступени вскочил — и тенденция совсем не та.

Горбун казался искренно огорченным.

— Вероятно, трудно сейчас рассчитывать без норвежских станций? — спросила Наташа.

— Именно, голубушка, именно. Но надо же! Положим, что нас послушали бы в штабе. Ураган! С ураганом в Баренцевом море шутки плохие, какие там шутки! Допустим, пожалели корабли и не выслали в море. А противник дела наделал… А? Скверно?!

— Но вас же не послушали?

— А вы почем знаете? Ну, конечно, ваш муж ведь командир миноносца. Имею честь быть с ним знакомым. Значит, вы еще и не повидались? — Он спохватился. — Я даже не представился вам, Наталья Александровна. Николай Васильевич Чика, несовершенный, как видите, тезка пугачевского атамана Чики, а может быть, и потомок его, потому что с Дону. Пойдемте знакомиться с нашим хозяйством.

Показывая барографы, анероиды, психрометры, пилотные теодолиты и другие приборы, которыми станция была обильно снабжена, Чика вводил Наталью Александровну в круг работы.

— Благодетель наш — нордкапская ветвь Гольфстрима, как, конечно, вам известно. Однако же не избавляет нас от циклонов, какие образуются в районе Исландии. А из-за этих циклонов у нас держится большую часть года неустойчивая погода с ветрами выше шести баллов и волной того же порядка. Исландский минимум нас душит, а родной сибирский антициклон выручает, да еще вот в эту пору — полярный максимум. Меньше становится штормов, а то ведь как задует зюйд-вест или норд-вест, так и жди урагана. Ну, впрочем, вы обо всем этом почитаете в наших бюллетенях. В вашем распоряжении библиотека, — и он щегольнул перечислением работ авторитетных метеорологов. Потом подчеркнул, что нельзя надеяться на инструментальные наблюдения.