Виктор Делль - Базальт идёт на Запад

Время бежало зримо, как сыпучий материал в песочных часах. Постоянно несколько раз в день звонил из Смоленска Кристалл. С него, похоже, слетает заносчивость. Он не угрожает. Он теперь просит навести порядок. Хубе вновь побывал в Смоленске. Кристалл принял его и разговаривал с ним, как с товарищем. Он сидел за столом прямой, как штык, был все такой же непроницаемый, но что-то изменилось в нем. Он говорил на равных. А ведь совсем недавно Кристалл старался всячески отодвинуться от старых, проверенных кадров. «Время ваших мелких погромов прошло, — говорил он одному из старейших членов партии, — наступил наш час — час большой политики и глобальных действий». Каково было слушать такое. Мол, вы свое дело сделали, надо готовиться править миром, а это не для вас. Теперь он говорит другие слова. Внимательно выслушал предположение Хубе о том, что силы сопротивления направляются центром и этот центр здесь, на оккупированной территории. Скорее всего — это штаб русской армии, который так и не удалось захватить. «Если ваше предположение верное, — сказал Кристалл, — у них должна быть рация». Он сам связался с командиром отряда радиоперехвата капитаном Мейтенфиллем, попросил сосредоточить внимание специалистов отряда на прослушивании эфира, помог Хубе получить передвижной радиопеленгатор.

Из Смоленска, не заезжая к себе, Хубе направился в Подворье, Кутово, Лиховск, лично встретился с комендантами, командирами специальных подразделений. Хубе действовал. По приказу начальника тылового района, по его, Хубе, приказу захватывались и расстреливались заложники, совершались показательные казни, сжигались деревни. Русские должны понять, постоянно напоминал подчиненным Хубе, что отныне у них нет выбора, они могут только подчиняться, иначе всех их ждет смерть. Смерть, смерть, смерть! Когда Хубе произносил это слово, он стучал по столу кулаком, лицо его наливалось кровью, глаза смотрели на подчиненных не мигая, и это производило впечатление. Хубе был уверен, что его приказы будут выполнены. Начальник тылового района вернулся к себе, но здесь его догнал рапорт коменданта Лиховска. «Сегодня, в 15.05 на дороге Лиховск — Сужма, — сообщал Вигон, — патруль задержал неизвестного в форме рядового Красной Армии без знаков различия и без оружия. При допросе задержанному пригрозили пыткой третьей степени, надобность в которой отпала. Неизвестный показал следующее. Рядовой Никифор Трифонович Глушков был призван в армию в июле сего года, направлен для прохождения службы в хозяйственный взвод сорок седьмого полка двести восемнадцатой стрелковой дивизии. Советами недоволен. В 1935 году судим за растрату. Новым властям объявляться не хотел. Рассчитывал найти родственников в Лиховске, выправить гражданские документы, открыть торговлю. По показаниям задержанного, в помещениях бывшей лесной оздоровительной школы, в двенадцати километрах от Лиховска, размещен госпиталь. Раненых больше ста. Охрана — десять человек, пограничники, под командованием старшины Шувалова. Вооружены пулеметами, трофейными автоматами, гранатами. Медицинскому персоналу помогают местные жители из деревни Кутово. Для проверки показаний задержанного, а также для проведения особой акции мною в район деревни Кутово и лесной оздоровительной школы направлен подвижной отряд зондеркоманды 5-В обер-лейтенанта СС Г. Торпа…»

Мой бог! Скоро исполнится месяц, как прорван фронт, а неожиданности следуют одна за другой. Комендант Подворья сообщает о новых нападениях. Уничтожена колонна. Погибло пять офицеров, сто тридцать девять (!) солдат. Подбито два бронетранспортера, сожжено пятнадцать автомашин. В районе Кутова пропал обоз с продовольствием. Перебита охрана обоза. Обнаружен госпиталь. В нем лечат солдат. Лечат, чтобы вернуть в строй, чтобы они смогли вновь взять оружие. И где? В двенадцати километрах от Лиховска! Негодованию Хубе не было предела. Он и раньше не отличался сдержанностью, а тут дал волю гневу, кричал на подчиненных, издал грозный приказ всем комендантам, всем командирам подразделений охранных войск. Хубе требовал активных действий.

К вечеру, в сумерках, начальник тылового района выходил в парк. Он взял себе за правило каждый день гулять в парке. Без этих прогулок он не мог спать, спокойно думать. Ходил не торопясь. Дышал глубоко. Прогулки успокаивали, создавали определенный настрой. Он шел от дерева к дереву, останавливаясь, разглядывая пушистые кроны могучих сосен. Шел дальше. Подолгу стоял на небольшом арочном мосточке, прислушиваясь к журчанию воды, под ним. Подмораживало. Деревья, казалось, сделались еще стройнее. Привычка гулять по парку переросла в потребность. Хубе чувствовал себя разбитым, если не удавалось прогуляться по парку. В последнее время, особенно после поездки по тыловому району, и прогулки усталости не снимали. Тишина парка казалась обманчивой. То и дело Хубе ловил себя на мысли, что заросли старинного парка являются идеальным местом для засады. Он стал испытывать страх. Это чувство впервые пришло к нему в дороге, когда он возвращался из Лиховска. Ехал он уже в сумерках, справа и слева тянулись бескрайние заросли. Глядя на них, Хубе подумал о разности положений, в которых с одной стороны находятся охранные войска, с другой — те силы сопротивления, которые действуют в тыловом районе. Под контролем одних — населенные пункты и дороги, на стороне других — топи, болота, заросли, в которых они могут не только укрыться, но и подготовиться к нападению, наблюдать за дорогами, за тем, что делается в населенных пунктах. Хубе вспомнил охоту на волков с самолета на севере Канады, где ему удалось побывать в молодости. Волчья стая бежала, стремясь во что бы то ни стало скрыться, но каждый хищник был обречен. Гремели выстрелы, азарт охватил охотников, летал и летал самолет. Подстреленные волки кружились, ползли, поднимали к небу оскаленные морды и затихали. Они не могли ни уйти, ни скрыться. Их слишком хорошо было видно охотникам. При воспоминании о той охоте, при виде этих хмурых российских лесов и появился тот первый страх, который все чаще и чаще накатывал на Хубе. Мы видимы со всех сторон, думал Хубе, и в этом преимущество русских. Чтобы вырвать это преимущество, необходимы дополнительные силы, помощь фронта. Но где эта помощь и будет ли она оказана? Хубе внимательно следит за сообщениями. Они полны победного тона, но темпы наступления упали. Продвижение армий исчисляется немногими километрами. На отдельных участках войска вынуждены перейти к обороне. Получается порочный круг, из которого трудно выбраться. С одной стороны — не обойтись без помощи фронта, с другой — фронту необходима помощь. И ее неоткуда взять. Самим приходится туго. Тревожное положение во всех тыловых районах, не говоря о Белоруссии, где до сих пор не прекращаются боевые действия, где на борьбу с партизанами брошены части из войсковых соединений. Мысли Хубе все чаще возвращались к этим боевым действиям, к тому обстоятельству, что и на территории подчиненного ему тылового района борьба становится все ожесточеннее. Почему они воюют, пытался понять Хубе. Все живое подчиняется силе, рассуждал он. Мышь замирает в когтях кошки. Удав лишь посмотрит на свою жертву, и та покорно ждет своей участи, даже не пытаясь убежать. Потому что и кошка, и удав — сила. Он, Хубе, тоже сила. Стоит во главе мощного карательного аппарата. Покорности тем не менее нет. Рушилась логика рассуждений. С каждым днем он отмечал, что водоворот сопротивления расширяется, захватывая все новые и новые силы. Откуда они берутся? Кто ими руководит? Что движет людьми? Наступит ли конец налетам, засадам, нападениям? Вопросы росли снежным комом, рухнувшей с гор лавиной, выстраивались бесконечно длинным рядом. Ответов не было. Как не было уверенности и в том, что завтра, сегодня, сейчас не откроются новые неожиданности типа обнаруженного под боком у Лиховской комендатуры госпиталя русских или чего-то другого, чего и не предположить.