Анджей Сапковский - Змея

Леварт не знал, что Бармалей тогда был еще жив.

— Вторая смерть, — с усилием прошептал он. — Озеро огня.

Майор искоса смотрел на него. Потом взял за локоть и повел в сторону Бастиона, подальше от снующих санитаров и десантников из прибывшей с подкреплением бронегруппы. Леварт жестко переставлял ноги, он был в полубессознательном состоянии, весь отупевший и нечувствительный. Несмотря на отупение, он смог удивиться.

Потому что Савельев к изумлению Леварта встал на колени. Пал на колени. Глубоко поклонился окровавленной земле и рассыпаным по ней гильзам. Побыл в этом положении минуту. Потом поднял голову и широко перекрестился.

— Помяни, Господи Боже наш, — начал он, — преставившихся рабов Твоих, братьев наших, и яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная их согрешения и невольная, избави их вечныя муки и огня геенскаго, и даруй им причастие и наслаждение вечных Твоих благ, уготованных любящим Тя.

Перекрестился еще раз, еще раз низко поклонился.

— Тем же милостив тому буди, и веру, я же в Тя, вместо дел вмени, и со святыми Твоими яко Щедр упокой: несть бо человека, иже поживет и не согрешит. Но Ты Един еси кроме всякого греха, и правда Твоя, правда во веки, и Ты еси Един Бог милостей и щедрот, и человеколюбия, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Леварт инстинктивно тоже перекрестился. В молчании.

Если там, в пещере, было что-то большее, чем галлюцинация и героиновый бред, подумал он, то я должен вернуться. К ней. В этом мире я уже места себе не найду. И вообще не хочу искать. Я уже выбрал. Это уже не мой мир. Должен вернуться.

Савельев встал на ноги с видимым трудом. Было ясно, что его искалеченная нога сильно мешала ему стоять на коленях. Массируя колено, он посмотрел на Леварта. Как будто чего-то ждал.

— Товарищ майор.

— Да.

— Вы молились.

— Серьезно? — Савельев слегка усмехнулся. — Не верится. Это страшно, что война делает с человеком.

— Я мог бы. — он поправил на себе комбез. — высказаться высокопарно и эмоционально. О том, какой кошмар эта война, что даже безбожники находят в своих затвердевших сердцах дорогу к Богу и вспоминают слова молитвы. Но я не люблю пустословия, а все объясняется проще. Я происхожу из религиозной семьи и слыхал молитвы с раннего детства. Даже во времена, когда это грозило серьезными последствиями, в доме дедов молились. Потихоньку, как сам понимаешь. Но молились. Что же, времена изменились, последствия смягчились… Но все-таки лучше не рассказывай никому, пожалуйста, об этом в госпитале.

— В каком госпитале?

Хромой Майор быстрым движением вытащил стечкин из кобуры и выстрелил ему в плечо. Леварт рухнул на колено. Схватил себя за руку, открыл рот для крика. Но не закричал.

— Санита-ар! Сюда! — Майор спрятал пистолет, сунул Леварту индпакет. Вот, прижми к ране. Поскольку ты служил на этой заставе, можешь поехать как трехсотый, иначе будут вопросы, основания для подозрений и можешь иметь огромные неприятности. Не падай в обморок. Или падай, разницы нет. В любом случае тебя сейчас заберут коновалы. Вон, уже бегут. Прощай!

— Должен пояснить, — Савельев, вопреки прощанию, вовсе не собирался уходить, — по какой это причине я трачу время и боеприпасы, чтобы избавить тебя от неприятностей. Знай, что и я видел когда-то золотую змею. Пошел за ней, но в отличие от тебя вовремя вернулся. Но я тебя понимаю.

— Уж очень, — добавил он, теперь уже уходя, — хочется спасти родственника от преследования. А ты ведь мне должен, полячок. Все есть в протоколах, все, и велика, безмерно велика сила бумаги. Моя бабка, Елизавета Петровна, в девичестве Молчанова, та православная верующая, происходит из обширного семейства купцов Молчановых, она также, как и твоя, из Вологды. А посему, как говорится, кровь не водица, гены не фисташки. Прощай, родственник. Помог, как мог. Теперь помогай себе сам.

Санитарные Ми-4 с ранеными уже улетели, и потому перевязанного, находящегося в полузабытьи и бледного как смерть Леварта положили по-боевому на броню одного из бетеэров возвращающейся бронегруппы. Попутчиками его, кроме коновалов, были воздушные десантники из 103-й, молодые, загорелые, в полосатых тельняшках под расстегнутыми песчанками. Рычали моторы, вырывались выхлопные газы, туманом клубилась пыль, танки и бетеэры двигались по кабульской дороге. Над головами стрекотали «крокодилы», боевые Ми-24.

Урчали моторы, душили выхлопные газы, пыль лезла в глаза и в нос. Но кружащие в воздухе «крокодилы» давали ощущение безопасности, поднимали моральный дух и настроение. Хотелось жить. Хотелось петь. Неудивительно, что из сердец, душ и глоток десантников вырывалась песня. Развалясь на броне, парни из 103-й Витебской гвардейской воздушно-десантной дивизии рычали, сколько было сил в легких.

— Эй, пехота! Чего не поешь? Умер? Или что? Раненый? Тоже мне рана! Рана это когда кишки вылазят из брюха! Оживить тебя, что ли? А ну двинь ему в бок, Фонарь! Ого! Смотри! Он счас будет рыгать!

Рычали моторы бетеэров, вздымалась пыль. Десантура пела, аж эхо неслось по склонам.

Горы отвечали эхом. Солнце клонилось к западу. На хребтах Гиндукуша сияли снега.

И тут наступил конец повествованию.

Очень важно.

Майор Игорь Константинович Савельев не пережил Афгана. По завершении второго срока в Афганистане он остался на третий. Но не дождался присвоения звания подполковника, которое было почти у него в кармане. Смерть он принял в Джелалабаде 25 сентября 1986 года, в четверг, в 15 часов 20 минут. Можно было спорить, кто или что послужило причиной гибели майора, прямо или косвенно. Кого следовало винить за это — за то, что останки майора можно было поместить в два ведра и два цинка от патронов? Был ли это алкоголь, водка, которая сгубила огромное количество хороших солдат, воевавших под самыми разными знаменами и штандартами? Или это было ЦРУ, Центральное Разведывательное управление со штаб-квартирой в Лэнгли, штат Вирджиния? Или, может, это был облезлый верблюд по имени Мустафа? Или, может, наконец, Абдул Гаффар, инженер-механик, окончивший в 1972 году Московский политехнический? Это комплексная проблема. На самом деле летом 1986 года ЦРУ поставило в Пакистан переносные зенитные ракетные комплексы земля-воздух типа FIM-92, носящие кодовое название «Стингер». Первая партия Стингеров была доставлена в Афганистан с базы Мирам Шах в сентябре, через границу перевез ее во вьюках верблюд по имени Мустафа, имя погонщика хроники не зафиксировали. 25 сентября 1986 года майор Савельев прилетел в Джелалабад вертолетом Ми-8, чтобы принять участие в прощальной попойке, организованной группой демобилизованных офицеров бригады спецназа. В горы возле аэродрома моджахеды доставили Стингер с пусковой установкой, новенький, еще приятно пахнущий краской, роскошью и американским образом жизни. Среди моджахедов был инженер Абдул Гаффар, единственный человек, способный понять, каким концом стреляет Стингер и на что надо нажать, чтоб выстрелило. Абдул Гаффар прицелился и нажал. Снаряд Стингера, первый из множества выстреленных потом в Афганистане, безошибочно обнаружил инфракрасное излучение, исходящее от приближающегося к аэродрому Ми-8 с двумя пилотами и шестью пассажирами на борту.