Адий Шарипов - Фронтовые повести

— В какие деревни вы намерены поехать?

— Думаю, в Сукромлю, Епищево, Корсиково…

— И в другие тоже надо заехать. Возьмите с собой наиболее надежных полицаев, господин бургомистр.

— Хорошо, господин комендант.

…К деревне Епищево подъехали вечером — сам бургомистр и шестеро матерых полицаев. Помня о том, что в этой деревне живет Тамара, партизанская связная, Иван Михайлович решил попытаться найти эту девушку.

— Ребята, в Епищеве самогонки много, — залихватски проговорил он. — Давайте-ка завернем к Дурнову на огонек!

Полицаев нечего было уговаривать — там, где пахло самогонкой, они всегда не прочь задержаться.

Заехали к Дурнову. Тот был рад гостям из города, да еще каким — своим в доску. Местные-то на него все зверем смотрят, даже и выпить по-человечески не с кем. А тут, как ни говори, одна служба, один крест несут. Жена Дурнова, толстая и проворная, гораздо моложе Дурнова и потому, видать, не первая на его веку, ловко и быстро накрыла на стол, поставила большой графин с первачком. Сам Дурнов, перекрестившись (последнее время стал он особенно набожен, меньше надеялся на фашистов, больше на бога), сел за стол и разлил самогон по стаканам.

— Выпьем за службу, господа полицаи!

Выпили. На сковороде зашкворчала жареная свинина. В тарелках краснели соленые помидоры, желтела квашеная капуста. Как будто и не было войны для дурновской хозяйки. Кому война, а кому — мошна полна.

— Ты что ж, Иван Михайлович, брезгуешь моим питьем? — проворчал Дурнов, указывая на недопитый стакан.

— Не спеши, староста, не спеши, дай закусить сначала, — оправдывался Иван Михайлович. — Уж больно хорошо готовит твоя жена. А капустка-то, капустка-то какая! — с восхищением продолжал он, поддевая вилкой хрустящий клин крепкой, янтарно-желтой капусты. — Сначала о деле давай поговорим, а потом можно пить до зеленых чертей. Командование приказало в десять дней собрать продовольствие и теплые вещи для армии. Начнем с твоей деревни. Майор назвал тебя лучшим старостой. К награде тебя представляет.

— Это дело знакомое, сможем, — самодовольно протянул Дурнов. — Принесут, не пикнут. А попробуют голос подать — выпорю принародно!

Упившись невероятно, полицаи повалились спать. Только один Иван Михайлович долго не мог заснуть. Он выходил во двор, смотрел на коней, несколько раз перепрятывал предназначенные для партизан электрические батареи.

Утром, пока полицаи и сам Дурнов продирали глаза и опохмелялись, Иван Михайлович решил пройтись по деревне. За пазухой лежал мешочек с батареями.

Вот и домик в самом начале улицы, под номером 6. Здесь, как ему было передано, должна проживать та самая Тамара Васильева.

А вдруг не здесь? Зайдет Иван Михайлович, встретят его незнакомые люди, а никакой Васильевой там уже нет. Что тогда сказать? Спросить, где живет староста? Так ведь уже все Епищево знает о приезде бургомистра.

Пока он размышлял, стоя перед закрытыми ставнями, заскрипели ворота и показалась молодая стройная женщина. Она выводила корову.

«Боже мой, так это же учительница Подгурская», — опешил Иван Михайлович.

— Здравствуйте, мне хотелось бы видеть Тамару Васильеву.

— Это я, — не моргнув глазом ответила Подгурская.

— Я волостной бургомистр Емельянов. Будем знакомы, — Иван Михайлович чуть-чуть улыбнулся, и этого было достаточно для того, чтобы у мнимой Васильевой тоже засияло лицо — она, конечно же, узнала своего коллегу. — Передайте, пожалуйста, своему дяде вот этот мешочек и письмецо. Если дядя что-нибудь передаст мне, то вам лучше всего приехать ко мне в город, в волостную управу…

Через полчаса в доме Дурнова Иван Михайлович давал задание местным полицаям: не возмущая население, собрать продовольствие и теплую одежду. Без волнений и беспорядка. Немецкое командование верит нам, надеется, что мы найдем общий язык со своими земляками. Полицаи должны отличаться от карателей и действовать более мягко…

В тот же день в Сукромле Иван Михайлович встретился с начальником полицейского участка Чудиным. Он был учеником Емельянова и его ставленником. В Сукромле гнали неплохую самогонку из ржи, и, пока сопровождавшие бургомистра полицаи тешились ею, Иван Михайлович и Чудин о чем-то долго и обстоятельно беседовали.

— Входи, Жора, садись. Что нового? — спросил Коротченко.

Жилбек шагнул ближе к свету, снял с плеч рюкзак, развязал его.

— Принес подарок от какого-то Ивана Михайловича, — сказал он, подавая командиру сверток из плотной ткани. — Тамара спешила, сказала, что в подарке есть записка.

— Ого, уж не золото ли в нем? — улыбнулся Тимофей Михайлович, принимая тяжелый сверток. Достав перочинный нож, он срезал завязку и вывалил на стол несколько батарей.

К столу подошел Лебедев.

— Это от учителя, помнишь, я тебе рассказывал? Выручил старик. Не только мину взорвать нечем, но даже передачу из Москвы не послушаешь… А вот и его донесение. Уже расшифрованное. Лебедев подал Коротченко сложенный вчетверо листок бумаги. Тот развернул, громко прочитал:

— «Дорогой товарищ комиссар!»— и передал Лебедеву — Это тебе. Ты и читай.

Лебедев, оглядев присутствующих, прочел:

— «Вынужден исполнять приказ немецкого командования. Пока шел разговор о создании полицейских участков, я работал спокойно. Кое-где поставил своих. Но сейчас получил задание грабить. Это уже не по душе. Завтра к вечеру в Сукромле и Епищеве будут готовы первые обозы для отправки награбленного имущества в город. В Сукромле около пятидесяти полицаев. Руководит ими наш человек по фамилии Чудин. Предлагаю ночью сделать налет на Сукромлю. Полицаи будут отстреливаться, но только для виду. Прикажите и своим стрелять в воздух. Пусть будет побольше шуму. Полицаи, не выдержав натиска, должны отступить в сторону Корсикова. Вам необходимо их окружить, принудить к сдаче и «уничтожить». Слух об этом дойдет до города, семьи «уничтоженных» полицаев фашисты не будут преследовать. При первых выстрелах я вместе со своими спутниками убегаю из деревни. Всем захваченным продовольствием и теплыми вещами вы распорядитесь сами. Привет вашему командиру и Павлику. Желаю успеха. И. Емельянов. 20 января 1942 года».

На другую ночь большой отряд партизан с двух сторон подошел к Сукромле. Началась отчаянная пальба из автоматов. Деревня всполошилась — давно не было такой перестрелки. Отряд полицаев отступил. Рота Жилбека преследовала по пятам лихо мчавшиеся сани с бургомистром и шестью полицаями, но так и не настигла их. Бургомистр бросил в деревне санный обоз, который следовало отправить в город.

Наутро в деревне поднялась паника — сорок семь полицаев исчезли, как будто корова языком слизала. Пропали без вести? Расстреляны? Уведены в плен? Никто ничего толком не знал. Одни выли в голос, другие молчали — ведь не добрые люди пропали, а полицаи, предатели.