Адий Шарипов - Фронтовые повести

По своей обычной тактике отряд разделился надвое. Одна рота пошла с северной стороны, вторая — с южной. Немецкие санитары, услышав стрельбу, успели перетащить своих раненых, отошли за деревню и вызвали подмогу.

Не обошлось без стычки, но задача была выполнена. Сразу же, как только отряд вернулся на базу, Кузнецов, уже успевший побриться и помыться, начал операцию. Ногу Сергею пришлось ампутировать. Жизнь его была спасена, а в отряде появилось нечто вроде походного хирургического госпиталя с квалифицированным штатом.

Знал бы, где упасть, — соломки подстелил, — говорят в народе.

Но Жамал помнила и другую пословицу: волков бояться — в лес не ходить, и сегодня она пришлась ей по душе.

День выдался теплый, солнечный. Из леса несло ароматом свежей листвы, терпким запахом непышного лесного цветения. Жамал запеленала Майю и пошла с ней прогуляться по лесу, подальше от костров, которые в теплые дни дымили особенно густо.

Дни и ночи проводила Жамал в заботах о малютке. Она, мать с ребенком на руках, не всегда знала о вылазках отряда, тем более неожиданных. Поглощенная хлопотами о Майе, она как бы забыла, что в мире могут быть какие-то иные дела, более важные.

В лесу пели птицы. Ребенок слушал их пение и, тихонько посапывая, засыпал.

Неожиданно где-то неподалеку началась стрельба. Жамал, прижимая девочку к себе, побежала в сторону лагеря. Она не знала, насколько далеко ушла от своих. Сейчас ей казалось, что прошла она шагов сто-двести, не больше.

Но где же лагерь?

Выстрелы участились, послышалась пулеметная дробь — где-то шла отчаянная схватка. Потом выстрелы неожиданно стихли. Жамал, задыхаясь, присела под высокой сосной. Майя проснулась, заплакала, раскрывая беззубый ротик. Жамал покормила ее грудью, успокоила и снова пошла по направлению к лагерю. Не прошла она к двадцати шагов, как вдруг раздались выстрелы совсем рядом, там, куда она шла. Послышалась немецкая команда, истошный женский крик.

Жамал в ужасе остановилась — кричать в лесу могла только женщина из партизанского отряда. Значит враг напал на базу. Значит ей теперь некуда возвращаться! Надо как можно скорее уходить подальше, пока фашисты не поймали ее вместе с ребенком.

Жамал торопливо пошла в сторону от выстрелов. Сколько она прошла — не знала. Остановилась, когда выстрелы стали глуше. Усталая и встревоженная, она присела под развесистой березой. Вскоре выстрелы совсем утихли, слышались только шепот листвы да чириканье птиц.

Что ей теперь делать в глухом лесу? Куда идти, если вокруг ни дороги, ни тропочки? Эта березка — единственное пристанище, единственное спасение… Безмолвное дерево, словно понимая страдание женщины, тихо-тихо что-то нашептывало ей.

Но разве можно успокоиться, когда кругом враг? Жамал боялась, что с минуты на минуту здесь появятся фашисты. Они будут преследовать партизан, будут рыскать всюду как псы. И если найдут Жамал с ребенком— заколют штыками. Ведь не раз уже приходилось слышать Жамал о зверствах фашистов в русских и белорусских деревнях. Они не пожалеют грудного младенца, ужас молодой матери только повеселит их звериное сердце. Жамал слышала, как эсэсовец где-то взял мальчонку за ногу и ударил его о столб головой… При воспоминании об этом у Жамал потемнело в глазах.

Придя в себя, она перепеленала ребенка и снова поднялась, решив идти куда глаза глядят.

«У заблудившегося дорога впереди, а не сзади», — говорит пословица. И Жамал пошла вперед, стараясь не выбираться на прогалины. За каждым деревом ей чудилась вражеская засада. Прижимая одной рукой ребенка к груди, другой она раздвигала кустарник и шла, шла. Колючие сучья рвали платье, в кровь царапали руки, но она не чувствовала боли.

Девочка опять проснулась, стала плакать, просить грудь. Жамал казалось, что слабый голосок девочки громом разносится по лесу. Спрятавшись в непролазном кустарнике, Жамал покормила девочку. Молока в груди было мало.

«Это от испуга, — подумала Жамал. — К тому же я не ела ничего с самого утра. Главное, не волноваться. Надо взять себя в руки… Надо быть спокойной… Сама-то я перенесу голод, а что станет с Маей? Она будет без умолку плакать и плакать… Бедное дитя. И пеленки мокрые, а заменить нечем».

Всю ночь Жамал дрожала от страха, а с первыми лучами солнца снова пошла вперед, доверившись судьбе, уже никого не боясь от усталости, — лишь бы вынести дочь к человеческому жилью, лишь бы не заблудиться здесь, не остаться волкам на съедение.

Во рту пересохло. Кругом пышно зеленел лес, но нигде не слышалось журчания ручейка. Вдобавок ко всему, поношенные сапоги стали натирать ноги. С каждым шагом больнее, словно игла впивалась в пятку, и Жамал еле сдерживала стон. Попробовала идти босиком— еще хуже, мелкие сухие сучья, невидимые колючки, устилавшие землю, не давали ступить ни шагу.

Перед заходом солнца Жамал набрела на ручеек с ледяной водой. Напившись, Жамал снова перепеленала ребенка. Майя кричала охрипшим голоском. Жамал совала ей грудь, но тщетно — девочка не успокаивалась: материнская грудь была пуста.

Жамал в изнеможении легла на траву, положила на себя спеленатого ребенка и закрыла глаза…

Выстрелы, от которых бежала Жамал, были победными — партизанам удалось уничтожить карателей возле своей базы.

Жилбек готов был рвать на себе волосы, когда узнал, что Жамал и Майя исчезли. Вместе с товарищами он сразу после боя обыскал все ближайшие заросли, но тщетно: пропавших не было.

Неужели какой-то фашист смог увести их с собой? Неужели какой-то недобитый гад тащит теперь его жену и дочь? Или в отместку за свое поражение где-нибудь в лесу уже растерзал их…

Весь следующий день Жилбек искал пропавших вокруг базы — след их как в воду канул. Не у кого было спросить, кругом безлюдье и лесная глушь. Хоть бы какой-нибудь лоскуток одежды найти, чтобы можно было узнать, в какую сторону идти на поиски.

На следующий день Коротченко вызвал к себе Жилбека. Похудевший, почерневший от горя Жилбек молча стоял перед командиром, и тот без слов, по одному виду своего разведчика, понял, что дела плохи.

— Ничего, Акадилов, бодрись! Твоя жена жива. Она не пострадала от немецкой пули, иначе вы бы нашли ее неподалеку от нашей стоянки. Не могла же она сразу из лесу в рай улететь, — попытался улыбнуться Коротченко.

Шутка не подействовала на Жилбека, и командир сказал:

— Возьми из своей роты самых толковых ребят, следопытов, у которых нюх поострей, и отправляйся искать. Вооружитесь как следует. Без семьи не возвращайся!

Жилбек впервые за эти сутки скупо и благодарно улыбнулся.

…Немало мирных жителей пряталось в те дни в лесу, но никто ничего не знал о пропавшей матери с ребенком. А иные, завидев вооруженных партизан, принимали их за полицаев и шарахались в сторону. Жилбека утешало только то, что в лесу все-таки есть люди. А если есть, значит, найдется среди них доброе сердце, не оставит в беде мать.