Олег Коряков - Странный генерал

Конец декабря 1895 года был дождливым. Черные тучи непрестанно клубились над вельдом, то и дело громыхали яростные летние грозы.

После свадьбы Дмитрия Петр и Каамо переселились в небольшой домишко, который по дешевке уступил Бозе. Домишко был дрянной, дырявый, но с хорошим, хотя и запущенным садом и добротной конюшней.

Дмитрий теперь жил «по-господски». В доме его появилось двое слуг. Петр не скрывал осуждения:

– И Белла бы справилась с хозяйством. Не обязательно на других ездить.

Дмитрий отговаривался:

– Да уж так заведено. И пойми еще: я же этих черномазых не даром держу – кормлю их.

Петр побагровел.

– Вот что, Дмитрий. Ты мне с малых лет ближе брата, но если еще хоть раз назовешь негра черномазым – я тебе не друг.

– Ну, Петро, ну что ты… Так вырвалось. Все кругом зовут их черном… Ладно, не серчай.

– Скотские-то привычки перенимать не надо.

– Ладно, ладно…

Петр с Каамо по-прежнему вели хозяйство сами и вполне с ним управлялись, тем паче что раза два в неделю к ним непременно наведывалась Марта.

Каамо теперь много читал, его тянуло ко всему печатному, и вопросы, выскакивающие из каждой книжной строки, не давали парню покоя и обрушивались на Петра. Мир молчалив лишь для нелюбознательных, но попробуйте выяснить у него что-нибудь – он загадает еще сотню загадок, попросите ответа на них – он запоет и загрохочет на тысячи голосов, они будут волшебно манить и звать, и, заколдованный ими, человек отдаст себя во власть сладкого таинства познания. Каамо задавал первые вопросы, но – уже задавал.

Петру нравилось возиться с юным приятелем. Впрочем, в этом, может быть, было и некое эгоистическое побуждение: объясняя или пересказывая ему что-либо, он одновременно сортировал и упаковывал получше и свои знания. Сетуя на бессистемность собственного чтения, он хотел круг интересов Каамо направить в какое-то русло. Теперь Петр все чаще заказывал Деккеру определенные книги, и, чтобы не потерять постоянного покупателя, книготорговец усердно старался выполнить все его просьбы. Свои первые книги начали читать и другие ученики Петра.

29 декабря Петр появился в книжной лавке уже перед самым ее закрытием. Деккер, стоя на лестничной приступочке у полки с книгами, разговаривал с каким-то посетителем о частном римском праве и довольно бойко сыпал латинские слова и изречения.

– Господин Кофальоф, сейчас я займусь с вами… Вы не знакомы? Позвольте представить вас друг другу. Интеллигентных людей не так уж много в нашем городе…

– Терон, – назвал себя посетитель, листавший старинную, в кожаном переплете книгу, и, протягивая руку, бросил на Петра быстрый внимательный взгляд.

Его плотную, крепко сбитую фигуру облегал сюртук, на голове, чуть набекрень, сидел шелковый цилиндр. Левый глаз чуть помаргивал от нервного тика. Представившись, Терон тут же вновь уткнулся в пожелтевшие листы.

Петр слышал об этом человеке, адвокате, с недавних пор ставшем в Йоганнесбурге известным. Явившись в редакцию одной из английских газет, издающейся на средства местных дельцов, Терон отхлестал редактора плетью за оскорбительную для Трансвааля статью. Газетка эта славила свободное предпринимательство и не скупилась на ругань в адрес буров – «туповатых, безграмотных крестьян, не понимающих благ современной цивилизации, закосневших в примитивных способах производства».

«Этот может», – уважительно подумал Петр, поглядывая на грубоватое и решительное лицо адвоката.

Понимая, видимо, что обошелся с новым знакомым не очень вежливо, Терон посмотрел на книги, которые листал Петр, и поинтересовался – не из любопытства, просто так, для разговора:

– Занимаетесь экономическими науками?

– Самообразование.

– Служите?

– Горный мастер на прииске Бозе.

– А! – Глаза Терона перестали быть равнодушными. – У старого Артура? Он, говорят, затевает новое дело на Олифант-ривер?

– Нет, – покачал головой Петр, – не затевает.

Какие-то крики послышались вдруг на улице, глухо ударили далекие выстрелы, потом еще – и зачастили.

– Что-то серьезное? – сказал Деккер и начал поспешно спускаться с лестнички.

Терон выскочил за дверь магазина, схватил за плечо пробегавшего мимо бура:

– Что за пальба, братец, не знаешь?

– Похоже, это родсевский выкормыш Джемсон. Были слухи, что он со своими полицейскими ворвался в республику из Бечуаналенда. А тутошние уитлендеры подняли бучу здесь.

– Что ж, – опуская руку, негромко сказал Терон, – этого можно было ожидать.

– Вы думаете, это серьезно? – встревоженно спросил Деккер с порога.

– Когда дело касается золота и власти, это всегда серьезно… Ну-с, я пойду. Мои пули давно просили хорошей цели. – Небрежно приподняв цилиндр, он удалился.

– Там, где пули, книготорговцам всегда убыток, – грустно сказал Деккер.

– Я заеду к вам завтра! – крикнул Петр, вскакивая в седло.

Ни завтра, ни послезавтра он не приехал…

Для буров удар был неожиданным. «Повстанцам» удалось даже захватить несколько предприятий и занять выгодные позиции. Попытка переворота, который готовили тайные агенты Родса, привлекла прежде всего наиболее богатые круги английской буржуазии в Йоганнесбурге; недаром впоследствии эту авантюру называли «революцией капиталистов». Выступление Йоганнесбургских уитлендеров «совпало» с атакой большого, до зубов вооруженного отряда Линдера Джемсона.

Как выяснилось позднее, «восстание» было назначено на 27 декабря. В последний момент главный дирижер Сесиль Родс перенес его на 6 января будущего года, но тут плохо сработала какая-то шестеренка в большой, хорошо смазанной машине: Джемсон с отрядом полиции перешел границу и ударил по Йоганнесбургу 29 декабря.

Окрестные буры встали под ружье. Командование принял Пит Кронье, храбрый, вспыльчивый генерал. Артуру Бозе выпали тяжелые дни: он был фельдкорнетом, офицером на случай военных действий, в подчинении его находилось около двухсот человек… Трансвааль делился на дистрикты – округа, и мужчины, бойцы каждого округа, составляли коммандо. Возглавляющие их комманданты назначали фельдкорнетов, а по выбору фельдкорнетов назначались капралы, начальствующие над небольшой, до пятнадцати человек, группой.

По законам республики, иммигранты, жившие в Трансваале менее двух лет, от несения военной службы освобождались. Жившие дольше принимались на службу только по добровольному желанию. Петр и Дмитрий жили среди буров два с половиной года. Впрочем, мобилизация не была объявлена. Тут уж браться за оружие или нет – было дело совсем добровольное. Они взялись.

Якоб Мор исчез куда-то. После забастовки он стал совсем нелюдим и ожесточен. В день свадьбы Беллы Мор заперся в своем домике и пил горькую до беспамятства, потом снова вышел на работу – исхудавший, с припухшими веками, неумытый. Сухой, весь словно начиненный электричеством, он угрюмо бродил по штрекам шахты, лишь иногда покрикивая на рабочих. Что-то еще удерживало его на руднике. А теперь он исчез. Петр был почти уверен, что Мор с мятежниками…