Вацлав Билиньский - Шестая батарея

— Что вы все меня расспрашиваете? Разве я виноват, что Орликовский прислал мне замполитом дурака? Я не раз говорил ему об этом, предупреждал. Я свои обязанности выполняю. Дисциплина в батарее хорошая, уровень боевой подготовки высокий. А политико-воспитательная работа — это ваше дело, политработников. Не могу же я разорваться на части.

— Ах так… — начал понимать Брыла.

— Да, так. Именно так. Мы поделили с ним обязанности. Я отвечал за боевую подготовку, дисциплину и административные вопросы, а он — за идеологические. Ну и какой же результат? Я весь выкладывался, жилы из себя тянул, а тут вдруг какие-то листовки… а потом дезертирство.

Он на минуту умолк, внимательно глядя на Брылу. Но по лицу политработника ничего нельзя было понять.

— В конце концов, когда все это обнаружилось, меня вызывают и говорят: «Батарею придется распустить». Распустить! Понимаете? И знаете почему?

— Ну?

— «Потому что вы, поручник Казуба, не справились со своими обязанностями!» Так заявил Орликовский. Ничего себе, а?

Он откинулся от стола и вопросительно посмотрел на Брылу. Видимо, ждал, что тот скажет. А Брыла спокойно ответил:

— По-моему, он был прав.

— Что?! — вскипел Казуба, но тотчас же взял себя в руки. — Вы говорите — лишь бы что-то сказать, а сами наверняка думаете иначе.

— Думаю то, что говорю, — возразил Брыла. — Мнение Орликовского считаю правильным.

— Знаете, что я вам скажу? — резко оборвал его Казуба. — То, что вы говорите, это… это… чепуха! — закончил он убежденно и махнул рукой. — И вообще, к чему весь этот разговор? Вы говорите так потому, что не знаете, какая у меня тяжелая работа и как мало остается свободного времени.

Брыла молчал. Казуба решил выговориться до конца:

— У меня были когда-то честолюбивые планы вывести нашу шестую батарею на первое место в училище. Я постоянно следил за боевой подготовкой курсантов, работал над укреплением дисциплины. Взвалил на себя вдвое больше обязанностей, чем командиры других батарей. Часто бывал у курсантов — и рано утром, и поздно вечером. Организовал для них консультации…

— А об одном забыли. Что от идеологического уровня зависит, кем будут ваши курсанты. Хорошо подготовленными офицерами Войска Польского или хорошо подготовленными энэсзетовцами, [8] Народове Силы Збройне (НСЗ) — полуфашистская подпольная организация, действовавшая в Польше в конце войны. — заметил Брыла.

— Для этого существуют политработники. Если мне проводить еще и политзанятия, то зачем тогда нужен замполит?

Брыла решил закончить дискуссию. Он видел, что Казуба рассердился.

— Что было, того уж не вернешь, — начал он примирительным тоном, — нечего об этом больше говорить. Надо сделать только надлежащие выводы из допущенных ошибок. И обращаю ваше внимание на то, что я иначе понимаю распределение наших обязанностей.

— Как же?

— И вы и я — мы оба отвечаем за батарею. Разделение вопросов на политические и строевые я считаю неправильным. Жизнь показала, к чему это приводит.

— Как же вы представляете себе нашу совместную работу?

— Поговорим об этом позже, когда я познакомлюсь с батареей. Хорошо? Одно могу вам сказать уже сейчас: я хочу работать, как и вы, с утра до поздней ночи, не жалея сил.

— Тогда я рад. Видите ли, мне дорога каждая минута, Я привык ценить время. Открою вам секрет. Я уже давно мечтаю читать лекции по тактике. С Нового года. Поэтому приходится самому многому учиться и спать всего по нескольку часов в сутки. Теперь вы понимаете, почему я так разозлился? Я постоянно не высыпаюсь, а ваш предшественник всю первую половину дня валялся в каптерке, а после обеда отправлялся к девчатам. А потом говорят, что это моя вина…

— И правильно говорят.

— Ну, ладно, ладно. Я это уже слышал. Главное — что вы обещаете помогать мне. — Он протянул Брыле руку: — Любую помощь принимаю охотно.

Брыла пожал руку командиру батареи. После этого оба встали и направились к выходу. Дорогой Казуба спросил Брылу:

— Квартиру себе нашли?

— Да нет… Я этим еще не занимался…

— Тогда пойдемте ко мне домой. Покажу вам свою комнату. Можете хоть сейчас вселяться. Правда, нет печки, но до зимы еще далеко. Думать о ней будем тогда, когда ударят морозы. Ну как, согласны?

Брыла охотно принял предложение Казубы.

Оставшись один, Мешковский распаковал вещи, принял душ и прилег на тахту. От мрачного настроения, которое преследовало его с самого утра, не осталось и следа. Ему теперь казалось, что все уладится и скучать особенно не придется.

«В конце концов, из того, что рассказал Чарковский, можно сделать вывод, что жизнь в училище не такая уж ужасная, — размышлял он, уставившись на разноцветную лампу, висевшую под потолком, — всегда можно выкроить немного времени и для себя. Ничего, как-нибудь освоюсь. А славный малый этот Чарковский — помог найти действительно отличную квартиру. Так я еще никогда не жил…»

Он вспомнил взгляд Беаты, и на душе стало неспокойно. Правда, он не был невинным юношей, но большим опытом в общении с женщинами не обладал. Беата же произвела на него сильное впечатление. Мысли о ней заставляли учащенно биться сердце, будоражили кровь. Он потянулся так, что затрещали суставы, и соскочил с тахты. Как много нового принес ему этот день!

Подпоручник подошел к окну. Отсюда открывался вид на всю территорию училища.

В это время из главного корпуса выбежала группа курсантов. Несмотря на порядочное расстояние, можно было различить у них в руках котелки. Они один за другим исчезали в бараке, где помещалась столовая. Спустя какое-то время из-за угла корпуса появилась еще одна группа.

«Идут на обед», — догадался Мешковский и тут вспомнил, что с утра ничего не ел, почувствовал голод. Вначале решил было пообедать в училище, но потом передумал. В вещмешке оставалось еще немного провизии, которой щедро снабдил на прощание старшина его батареи.

Не успел он вытащить из вещмешка банку консервов, хлеб и кусок колбасы, как в дверь постучали и в комнату вошла Беата.

— О! Вы, я вижу, собираетесь устроить пир, — рассмеялась она, увидев разложенные на столе продукты.

Смущенный Мешковский не нашелся что ответить, а Беата продолжала:

— Спрячьте все это. Приглашаю вас пообедать с нами. Заодно познакомлю с моей теткой.

Она взяла офицера под руку и повела в столовую. За столом, накрытым на три персоны, сидела старая худая женщина.

— Тетушка, разрешите представить вам моего нового квартиранта подпоручника Мешковского. Наш человек… — Последние слова она произнесла с особым выражением.

Мешковского усадили напротив костлявой старухи с серыми строгими глазами и ссохшейся, пергаментной кожей лица и рук. Она почти все время молчала, сохраняя на лице неприятное, надменное выражение.