Вацлав Билиньский - Шестая батарея

— Что делали во время оккупации?

— До сорок третьего учился, потом работал.

— В подпольных организациях не участвовали? — спросил вдруг сидевший сзади Ольчика толстый подпоручник.

— Нет.

— Как это нет? Спокойно взирали на то, что вытворяли гитлеровцы?

— Так уж получилось… — пожал беспомощно плечами паренек.

— Математику любите? — спросил полковник.

— Да! — Анёл хотел было еще что-то скачать, но прозвучал следующий вопрос:

— Из какой семьи происходите? — Поручник Лис не спускал глаз с парня.

— Отец — каменщик, мастер.

— В какой партии он состоял?

— Точно сказать не могу. Кажется, в ППС. [12] Польская социалистическая партия.

Вопросы сыпались один за другим, не оставляя парню времени подумать. Он покрылся потом от волнения и мечтал лишь о том, чтобы все это поскорее закончилось. Когда ему разрешили уйти, он закрыл за собой дверь и с облегчением перевел дух.

— Ну и дали мне жару… — сказал он ожидавшим своей очереди товарищам.

— Ну а что вы скажите об этом Анёле? — спросил председатель комиссии Чарковского.

— Дисциплинированный, исполнительный, толковый, — ответил подпоручник.

— Ну так что, зачислим? — обратился полковник к присутствующим.

На плацу Анёла окружила толпа новобранцев. Его засыпали вопросами. Но тот не отвечал — вначале расположился поудобнее на траве, а затем с важным видом разрешил:

— А теперь спрашивайте. Только по очереди…

— Приняли?

— Не знаю. Ничего не сказали.

— О чем спрашивали?

— Обо всем. Об отце, матери, бабке, тетках и дядях.

— Брось шутить! Отвечай серьезно. Дают хоть немного подготовиться?..

— Ну что еще? Спрашивали, из какой семьи, какое у меня образование, что делал во время оккупации. Одним словом, всю биографию.

— А по математике задавали вопросы?

— Мне не задавали.

— А о подпольных организациях опрашивали?

— Спрашивали.

— Ну и что ты им сказал?

— Правду. Что не состоял.

— И поверили?

— Иди да спроси! — Анёлу уже надоели эти расспросы. — Откуда мне знать, что у них в голове? Оставьте меня в покое!

Ребята, разбившись на группки, начали оживленно обсуждать. Некоторых беспокоила возможная проверка знаний.

— Черт побери! А вдруг спросят что-нибудь по тригонометрии? Тогда я пропал. Все вылетело из головы! — громко жаловался кто-то.

Тем временем от группы отделились трое парней и направились в сторону орудий, словно намереваясь осмотреть их вблизи.

Один из них, высокий, с девичьим лицом, озабоченно спросил:

— Что сказать, если спросят про организацию?

— Я думал, Роттер, ты умнее! Если признаешься, то твоя песенка спета, — буркнул со злостью невзрачный блондин.

— Ну так что, говорим, что не состояли?

— Конечно. Иначе не попадешь в училище. Я им заправлю такого арапа, что они разинут рты: ни в какой организации не состоял, сын электромонтера… и так далее и тому подобное…

— А если все-таки узнают?

— Да ты что! В таком-то балагане?

Молчавший до сих пор самый старший из тройки — высокий брюнет со светлыми, холодными глазами пожал презрительно плечами:

— Целиньский прав, а ты, Роттер, рассуждаешь как баба. Какие еще могут быть сомнения? Помнишь инструкции? Ясно, что мы не должны раскрывать себя. И давайте оставим эту тему, я хочу поговорить с вами о чем-то другом. Что вы думаете об остальных?

— Мне кажется, что их можно будет перетянуть на нашу сторону, — ответил Роттер. — Чувствуется, что это боевые ребята.

— А ты, Добжицкий, как считаешь: надо вовлекать их сразу в нашу организацию? — спросил Целиньский.

— Нет. Дождемся приказа. А пока надо действовать осторожно. Будем присматриваться к ним, а сами помалкивать. Вдруг среди них затесался какой-нибудь шпик…

— А какое впечатление произвел на тебя Чарковский?

Добжицкий на минуту задумался, прежде чем высказать мнение об офицере.

— Возможно, он парень и неплохой, но для конспиративной работы не годится. Болтливый и несерьезный. Поживем — увидим. — И они не спеша вернулись к остальным.

Комиссия единогласно приняла в училище Анёла, говорливого Антоняка, Бжузку, заикающегося от волнения Бонна. Подошла очередь Берендорфа…

— Гм, фамилия у вас какая-то немецкая… Из Силезии? — полувопросительно заметил Лис, пытливо поглядывая на парня.

— Так точно, — подтвердил тот без тени смущения.

— А какие это имело последствия для вас во время оккупации?..

Берендорф не дал ему закончить:

— Мой отец погиб в Майданеке. Отказался принять немецкое гражданство.

— Ах так… — Лица офицеров приняли сочувственное выражение, но Лис продолжал расспрашивать:

— А вы?

— Я тоже. — Берендорф произнес это твердо, уверенно, с какой-то особой интонацией. Лис кивнул, дав понять, что у него нет больше вопросов. И фамилия Берендорфа была внесена в список. Комиссия единогласно зачислила его в курсанты.

Минуту спустя в дверях появился и застыл по стойке «смирно» восемнадцатилетний паренек. Уверенным голосом назвал свою фамилию: Барчевский.

После нескольких вступительных вопросов поручник Лис спросил его, что он делал во время оккупации.

— Был в АК, — спокойно ответил Барчевский.

Подпоручник Слотницкий нервно заерзал на стуле. А Лис продолжал расспрашивать:

— Что побудило вас вступить в АК?

— Желание сражаться с немцами.

— Ну и как, сражались?

— Да не очень-то. Мы ушли в лес лишь в начале мая… А как только началось наступление и фронт переместился на запад, я сразу же вернулся в Люблин и вступил в Войско Польское.

— А остальные?

— Не знаю… Наверное, разошлись по домам…

— Из какой семьи происходите?

— Мать работает на почте, отец умер.

Барчевскому задали еще несколько вопросов и отпустили. Когда дверь за ним закрылась, Ольчик, просматривая записи, спросил:

— Ну и какое ваше мнение?

— Принять, — спокойно сказал Лис.

— Но… — возразил Слотницкий, — стоит ли брать в училище аковца?

— Считаю, что стоит, — ответил Лис. — Парень еще молод — из него можно воспитать хорошего офицера. Раз признался, что был в АК, значит, не собирается больше заниматься нелегальной деятельностью против народной Польши. А впрочем, я уверен, что среди тех, кто заявил нам, что не состоял в подпольной организации, есть немало и таких, которые еще не решили, порвать с конспиративной деятельностью против нас или нет.

Пополудни был объявлен список будущих курсантов первого офицерского артиллерийского училища Войска Польского. Около тридцати ребят, не принятых главным образом из-за недостаточной грамотности, были отправлены обратно в запасной полк.

Во время обеда поручник Лис подсел к Орликовскому, чтобы поделиться впечатлениями о заседании отборочной комиссии.