Николай Бадеев - Принимаю бой

— Не забыли? — Сотрудница музея сняла с полки томик «Как закалялась сталь» и негромко прочитала: — «Медленно, строчка за строчкой, рождались страницы. Все, что писал, он должен был помнить слово в слово… Ему приходилось по памяти читать целые страницы, иногда даже главы…»

Матросы с волнением слушали рассказ о бурной комсомольской юности Николая Островского, о его жизни-подвиге.

— А что за корабль, на котором вы служите? — полюбопытствовали в музее.

— Малый охотник за подводными лодками. Но мы всё делаем: и десанты высаживаем, и с авиацией сражаемся, и вражеский берег обстреливаем…

— Словом, катерок ваш маленький, да удаленький, — улыбнулась сотрудница. — Надеюсь, мы еще услышим о нем…

На прощание сказала:

— Николай любил моряков. Его учителем был «обветренный морскими шквалами» большевик, балтийский матрос Федор Жухрай.

Морякам вручили книгу «Как закалялась сталь» с надписью на обложке: «Пограничному кораблю от Музея Н. Островского».

— Будьте такими, как Павел Корчагин.

Книгу Островского моряки хранили как драгоценность. В перерывах между походами ее читали вслух, многие места матросы знали наизусть. И не уставали восхищаться Павкой Корчагиным. Какой отважный парень! Как беззаветно любил свою Родину, свой народ!

Стоянки в базах были недолгими, катер почти беспрерывно выполнял боевые задания. Сражался под Севастополем, Керчью, Новороссийском. На молодых, почти мальчишеских лицах залегли суровые складки. Матросы уже не «кланялись» вражеским снарядам и бомбам, дрались хладнокровно, расчетливо. У многих на форменках сверкали ордена и медали. А командир катера старший лейтенант Павел Сивенко упорно продолжал закалять моряков. Мало того, что они отбивали атаки фашистских бомбардировщиков, он беспрерывно тренировал комендоров в наводке орудий, даже когда катер находился в базе и моряки могли бы отдохнуть.

Весной 1943 года катер конвоировал к линии фронта транспорты с войсками, оружием и боеприпасами, танкеры с топливом для самолетов. Было трудно… Переходы совершались по ночам, в штормовую погоду. Большим судам качка не помеха, а «МО-065» как скорлупка прыгал по волнам, черпая бортами воду. Мокрые с головы до ног, матросы помногу часов выделывали ногами замысловатые па, чтобы сохранить равновесие и удержаться на ногах у орудий и пулеметов. И при этом неотрывно наблюдать за морем и воздухом, а часто вести бой с катерами и самолетами.

Когда было особенно тяжело, Сивенко напоминал морякам: «А ты забыл, как под Новоград-Волынском семнадцать раз в день в атаку ходили и взяли-таки наперекор всему?»

И настал день, когда экипаж «МО-065» тоже одержал победу «наперекор всему».

25 марта 1943 года катер получил приказ отконвоировать в прифронтовую базу транспорт «Ахиллеон» с оружием и три шхуны с боеприпасами. Всю ночь конвой без огней двигался к месту назначения, всю ночь под леденящим, порывистым ветром стояли моряки у орудий.

Утром послышался гул моторов, из-за облаков показалась восьмерка самолетов с черными крестами на крыльях. Гитлеровские бомбовозы стали заходить в атаку на транспорт. Катер, находившийся в сотне метров от судна, мог бы стрелять со своей позиции. Но командир направил его почти вплотную к «Ахиллеону» — оттуда лучше бить по самолетам, когда они бросятся в пике.

Катер шел под бомбы, шел, чтобы принять удар врага на себя.

Фашистские самолеты напоролись на кинжальный огонь, один «юнкере» задымил и ушел в сторону моря, остальные не рискнули пикировать, бомбили с высоты.

Вокруг маленького кораблика рвались тяжелые фугаски, осколки дырявили корпус.

Едва успела отбомбиться первая группа, как на горизонте появилась вторая. Несколько «юнкерсов» устремились к транспорту. Перед ними тотчас встали бурые облачка разрывов — стрелял «МО-065». Его орудия били в упор — в моторы, в кабины летчиков. И гитлеровцы не выдержали, отказались от пикирования.

Самолеты кружились среди облаков, сбрасывая бомбы. Одна из них взорвалась рядом с «морским охотником», его подбросило, горячая воздушная волна смела несколько матросов в воду. Контуженные, оглушенные, они, борясь с волной, подплыли к катеру, забрались на борт и снова встали к орудиям и пулеметам.

Действовали все, даже тяжело раненные. Одни отбивали атаки, другие заделывали пробоины в корпусе, третьи тушили пожар.

К конвою подошло еще тридцать бомбардировщиков. Шестерка самолетов теперь занялась только катером — видимо, летчики предыдущих групп предупредили по радио командира полка. Ведя пушечно-пулеметный огонь, «юнкерсы» заходили на кораблик то с кормы, то с носа.

«МО-065» защищался только маневром — командир бросал его то вправо, то влево, а орудия и пулеметы неистово били по самолетам, бомбившим транспорт.

Катер принял на себя сотню фугасок. Разрушены рубка и мостик, разбит мотор, перебита мачта, повреждена рация… Корабль погружался в воду. Неужели конец?

«Ты все сделал, чтобы вырваться из железного кольца?»

Сквозь завывания моторов моряки услышали голос командира:

— Приказываю сражаться до конца!

Из двадцати двух членов экипажа восемнадцать были ранены, но продолжали драться.

У боцмана Дмитрия Антоненко осколки прошили обе руки, но он вел огонь из пулемета до тех пор, пока не упал, обессилев от потери крови, а пулемет принял тяжело раненный секретарь партийной организации лейтенант Яков Мазлер.

Командир отделения минеров старшина второй статьи Григорий Куропятников получил осколки в грудь и голову. Кровь заливала глаза, струилась по лицу, но моряк продолжал вести огонь из пулемета. Вдруг он вскрикнул: осколок оторвал левую руку выше локтя. Пулемет умолк лишь на секунду — прижавшись к нему всем туловищем, Григорий стрелял одной правой рукой.

С кормы потянуло едким дымом. Куропятников оглянулся: горели дымовые шашки, находившиеся возле глубинных бомб. Если бомбы взорвутся, катер разнесет на куски.

«Спасти корабль, спасти во что бы то ни стало…» Оставляя на палубе кровавый след, Григорий, превозмогая боль, дополз до нормы. Он попробовал правой рукой сбросить шашки за борт, но безуспешно — они были закреплены по-штормовому. А ножа с собой не было. Тогда моряк стал зубами рвать пеньковый конец. Он задыхался от дыма, пламя обжигало лицо, мутилось в глазах, но он рвал и рвал трос, пока не освободил шашки. Столкнув их головой за борт, Куропятников потерял сознание.

Когда «МО-065» подняли на берег для ремонта, в нем насчитали около 1600 пробоин.

В советском Военно-Морском Флоте гвардейское звание присваивалось дивизионам катеров. Для «МО-065» сделали исключение, единственное за всю Великую Отечественную войну, — его удостоили этого звания персонально.