Вальтер Флегель - Командир полка

Ильзе наполнила бокалы вином.

— Так-то оно так, но не забывай и о том, что ты не только командир полка, но еще и начальник местного гарнизона, а это нечто вроде бургомистра.

— Значит, я шериф Харкус. — Майор отпил из бокала глоток вина и бросил взгляд на Курта, который следил за их разговором. — Эти обязанности я переложу на плечи моего заместителя по политчасти, который, как мне кажется, для этого больше подходит, чем я.

— Конечно, — согласился с Харкусом Курт. — Только ответственность все равно будет лежать на тебе…

— Потому что ты командир, — подхватила Ильзе фразу, недосказанную мужем.

Харкус кивнул. Еще в Дрездене, когда он получил назначение сюда, он не очень-то обрадовался. С одной стороны, было очень удобно, что все офицеры и большинство унтер-офицеров жили с семьями в поселке, удобно в том смысле, что в случае надобности всех их можно было вызвать в полк за пять — десять минут. С другой — этот факт имел и кое-какие отрицательные стороны, особенно это касалось различных разговоров, которые офицерские жены вели между собой. Рождались слухи, которые передавались из уст в уста, порождая порой нежелательные эксцессы. Иногда солдаты нарушали тишину поселка или рвали цветы в палисадниках. И всем этим должен был заниматься командир части, хотя ему и без того работы в полку хватало. За все отвечал начальник гарнизона.

Лично для Вебера поселок, как и полк, был родным. Все, что случалось на улице, сразу же становилось предметом разговоров и в полку. Вебер всегда близко к сердцу принимал полковые и поселковые события. Приезд Харкуса несколько нарушил это равновесие.

— Ты же командир! — еще раз повторила Ильзе решительным тоном, а во взгляде ее появилась строгость, которая через секунду сменилась прежней теплотой и участием. — Хочешь ты или не хочешь, но ты должен считаться с мнением жителей поселка, в том числе и женщин.

— Считаться с их мнением? — переспросил Харкус.

— Да, да, именно считаться. Ты не имеешь никакого права поступать так, как будто никакого поселка нет и в помине.

— Хорошо, Ильзе. Значит, в будущем, мне придется ходить из дома в дом и опрашивать милых женщин, позволят ли они мне поднять по тревоге их мужей и женихов и как долго я могу с ними заниматься. Не пойдешь ли и ты вместе со мной, чтобы помочь вести этот опрос? Над каждой из женщин я возьму персональную опеку, и тогда, быть может, они будут считать меня хорошим командиром…

— Знаешь что, не делай из этого шутки! Ты же прекрасно знаешь, что я имею в виду! — перебила майора Ильзе.

— Это вы все хотите сделать из меня шута, Ильзе. Я беспокоюсь о боевой готовности полка, а не о том, что обо мне будут думать жители поселка. Войсковые части существуют для того, чтобы быть готовыми в любой момент отразить нападение противника, а что для этого нужно, мне лучше знать. И я, разумеется, не позволю никаким женщинам вмешиваться в мои служебные дела.

— Вот такой ты во всем, — сказал Курт. — Я ведь советовал тебе всего-навсего прислушиваться и к мнению жителей!

Когда дело касалось женщин, Курт становился за них горой. Он готов был защищать каждую женщину, если ее кто-нибудь обижал или оскорблял. Было время, когда Курт совершенно серьезно подумывал над тем, чтобы водрузить женщинам какой-нибудь величественный монумент. Потом он как-то забыл об этой идее, а сейчас снова вдруг вспомнил и с жаром продолжал:

— Да, женщины по праву заслуживают того, чтобы им поставили памятник! Памятник за то, что они всегда находятся рядом с нами, мужчинами, поддерживают нас и помогают нам буквально во всем, даже в вопросе подъема боевой готовности части или армии в целом. И я уверен, что придет время, когда такой монумент в их честь будет сооружен.

— Знаешь, Берт, чего я тебе желаю сейчас? — спросила Ильзе. — Чтобы ты женился на такой особе, которая постоянно будет устраивать тебе скандалы.

Харкус засмеялся и, подняв бокал с вином, сказал:

— На такой особе я никогда не женюсь.

«Когда он смеется, он очень похож на большого ребенка, а смеется он так редко», — подумала Ильзе, увидев его улыбку.

Они выпили, а спустя четверть часа Берт Харкус попрощался со своими друзьями, которые проводили его до калитки.

Ночь была светлой. Ветер свистел в кронах деревьев. В доме Кристы еще горел свет, окна были раскрыты настежь. В какое-то мгновение Берт увидел фигурку девушки, а затем свет погас.

Когда Курт с женой вернулись в дом, Ильзе спросила мужа:

— Что это с вами сегодня с обоими?

— Ничего, Ильзе, абсолютно ничего.

Оба стали выносить посуду в кухню.

— Не пытайся отрицать: я же по вашим глазам поняла, что между вами что-то произошло.

— А, брось!

— Когда Берта еще не было здесь, ты о нем больше говорил, чем сейчас.

— Да? И чего ты только не придумаешь! — Курт попытался засмеяться.

— Не пытайся отрицать, — еще раз сказала Ильзе, но больше не настаивала, так как знала: муж сам ей все расскажет, если не сегодня, то на следующий день или чуть позже. — Только не оставляй его одного, — попросила она Курта.

Часа в четыре ночи зазвонил телефон. Вебер вскочил с постели и, сняв трубку, сказал:

— Вебер слушает.

— Говорит семьсот девятый. Тревога, товарищ подполковник.

Вебер бросил трубку на рычаг. По улице бегали посыльные и будили офицеров, у которых не было телефона.

— Черт бы их всех побрал! — ругался себе под нос Вебер. — Это не иначе как новая выходка Берта.

Ильзе, ничего не говоря, побежала на кухню. Она хорошо знала, что необходимо мужу по тревоге. Пока Курт одевался, жена приготовила ему кофе и бутерброды.

— Творит, что ему в голову взбредет! — ворчал Курт, натягивая в коридоре сапоги. — Это что-то новое: заместитель командира по политчасти ничего не знает о тревоге заранее! Да и вообще ничего не знает. Скоро меня совсем ни о чем спрашивать не будут! Вот это и есть то самое, что произошло между нами.

Пока Курт надевал плащ, Ильзе положила ему бутерброды в чемоданчик.

— Глупая идея! — продолжал громыхать Курт. — Тревога ему понадобилась!

— Ругайся, но не так много и громко, — одернула его Ильзе, укладывая в чемоданчик и термос с горячим кофе. — Тревога есть тревога! Ты уж и забыл небось, когда она у вас была в штабе последний раз?

Курт не стал возражать жене, взял у нее из рук чемоданчик, крепко прижал Ильзе к себе и, поцеловав, сказал:

— Все будет хорошо, дорогая.

— Возвращайся побыстрее! — Она проводила его до двери.

Курт родился в 1924 году. Он был третьим ребенком в многодетной семье сельскохозяйственного рабочего. В пятилетнем возрасте он уже помогал матери в поле. Полевые работы мальчик любил больше, чем учебу в школе, хотя учился он хорошо. Священник, заметив старания мальчика, устроил его в церковный хор.