Николай Черкашин - Знак Вишну

— Я знаю Вишну. Он коварен, как тысяча дьяволов. Мина взорвалась, едва бы я дотронулся до часового механизма… Именно так он отправил к праотцам Хаске. Я сразу понял, что он повел двойную игру, когда признал в тебе этого… Как его? Лозовски… Ты такой же Лозовски, как я гросс-адмирал Дениц. Не так ли?

— Так! — отшвырнул болт Еремеев. — Я обещаю сделать все, чтобы тебе оставили жизнь. Слово офицера!

Грюнбах сделал несколько глубоких вздохов. «Подушка» была слишком мала, чтобы вдоволь насытить легкие двух человек.

— Значит, так, — не стал терять времени Грюнбах. — Штольня охраняется вашими людьми. Ты должен вынырнуть первым и крикнуть что-нибудь на русском…

Орест кивнул и взял в рот загубник. Нырнули. Пошли вдоль ребристых тюбингов.

Через несколько минут ведущий обернулся и направил луч фонаря вверх. Еремеев взбил воду ластами. Он стрелой вылетел на поверхность.

— Не стреляйте! — крикнул лейтенант. — Свои!

И закашлялся, поперхнувшись водой.

В штольню ударили четыре линзовых прожектора.

Теперь, когда во всем подземелье он остался один, на фон Герна напал никогда не веданный раньше страх темноты. Та самая темнота, которая полгода надежно скрывала его от чужих глаз, в которой он почти растворялся, обретая в ней нечто большее, чем душевный покой, пружинила теперь нервы, заставляя то и дело замирать, озираться, прислушиваться.

Он пробрался в «цитадель», открыл сейф, сжег шифроблокноты, схемы подземных коммуникаций и планы альтхафенских катакомб. Из бумаг он оставил себе только два паспорта — один на мужское, другой на женское имя. Он прихватил также две русские каски, русский же автомат и остатки шоколадных запасов.

У лаза в дюкер, ведущий под русло реки к мосту Трех Русалок, корветенкапитан замешкался. К страху темноты прибавилась и боязнь тесного пространства. Последним усилием слабеющей воли Ульрих заставил себя влезть в просвет между трубой газопровода и стенкой обшивки. Он полз, с трудом протискивая крупное тело в узкой щели. Знакомый путь — обычно он преодолевал его за четверть часа — показался на этот раз бесконечным. Мешали каски и автомат. Не хватало воздуху. Фон Герн помнил правило, выведенное инструктором полка «Бранденбург» штандартенфюрером Тагером: не надо осторожничать в конце игры. Уж если ты игрок и бросил на карту жизнь, не пытайся взять ставку обратно. Фортуна не прощает трусости. Тагер сам доказал это правило. Некогда отчаяннейший диверсант, герой Крита, взрывавший на греческих островах береговые батареи англичан, он отошел в конце войны от дел, стал избегать любого риска, обзавелся виллой на Мекленбургских озерах и погиб в сорок четвертом по идиотской причине: проглотил ложку джема вместе с увязшей осой. Оса ужалила его в гортань, гортань вспухла, и герой Крита скончался от удушья.

Дюкер становился все теснее и теснее. Уж не просела ли кладка?! Не хватало застрять и задохнуться в этой трубе. Конец, вполне достойный для «вервольфа», возмечтавшего о тихой гавани.

Фон Герн наконец понял, что мешает ему ползти. Просто он, стал толще из-за упрятанной под свитер пухлой общей тетради — походного дневника. Ульрих подбадривал себя тем, что будущую книгу о «вервольфах» он начнет с описания этой мрачной трубы.

Книгу он задумал еще в Индии. Недавние мемуары Скорцени в «Фигаро» — фон Герн успел прочитать несколько номеров — укрепили его в мысли, что и его будущая книга пойдет хорошо — чего стоит только альтхафенское подполье! — принесет те деньги, на которые они с Сабиной смогут перебиться на первых порах.

Черт побери, его мемуарами еще будут зачитываться так же, как и он фенрихом упивался воспоминаниями генерала Пауля фон Леттов-Форбека, героя Танганьики!

Дюкер чуть расширился, и корветенкапитан вполз в нижнюю камеру смотрового колодца. Он быстро взобрался по скобам в шкиперскую, уложил в катер каски и оружие. Однако автомат взял обратно и двинулся по скобам выше — к люку в каморку Сабины.

Девушка сразу поняла, что предстоит им сегодня: час настал! Она отнеслась к этому спокойно, так, словно Ульрих и в самом деле пришел сообщить ей о вечерней прогулке на катере. Фон Герн, глядя, как она деловито отбирает те немногие вещи, которые он разрешил взять, подумал, что, если бы все женщины Германии были такими же, как Сабина, страна бы никогда не проиграла войну.

Надо было дождаться темноты. Выход в море он назначил на час ночи. Именно назначил, так, как будто в подчинении у него была дюжина расторопных помощников. В этот вечер он призвал весь свой многолетний боевой опыт, опыт человека, привыкшего разрушать любые преграды на пути, хитроумно проникать в запретные зоны, исчезать и появляться, преследовать и уходить от погони. Кажется, впервые все, чему учили его в Карлсхорсте и «Бранденбурге», он обращал на личные цели…

Ближе к полуночи Сабина сварила черный кофе и наполнила два литровых термоса. Фон Герн сам застегнул на ней «молнию» альпаковой куртки и затянул под нежным подбородком жесткий ремешок армейской каски. Под каску Сабина надела теплую беличью шапочку.

Спустились вниз. Фон Герн растворил скрипучие дверки эллинга: в лицо пахнуло речной сыростью. Ульрих подал Сабине руку и помог усесться в тесном кокпите. На малых оборотах с тихим — подводным — выхлопом корветенкапитан вывел катер на середину реки. Оба берега едва просматривались в ночном тумане, и фон Герн порадовался: боги ему покровительствовали. А может быть, это родной город сам прикрывал их серой завесой. Была бы она поплотнее…

Надвигался аванпорт: вислое железо кранов, башни элеватора, полузатопленный эсминец «Дортмунд» и шесть дремлющих у пирсов сухогрузов. Туман сгустился так, что фон Герн с трудом вывел катер на остатки боковых ворот. Все шло как нельзя лучше. Редкие огоньки Альтхафена дрожали уже за кормой. Катер огибал последний брекватер, когда луч корабельного прожектора, описав голубую «воронку», накрыл его. Сабина тихо вскрикнула и вцепилась в планширь.

Рука фон Герна сама толкнула сектор газа до упора. Взревел мощный мотор, и два водяных крыла выросли по бортам. На вскинувшемся носу блистал неотступный прожекторный свет, взметенная вода сверкала радужно, словно в подсвеченном фонтане.

Сабина вспомнила на секунду фонтан, который устроил отец в день 600-летия Альтфахена…

— Пригнись! — крикнул ей фон Герн, и в то же мгновение с корабля ударил пулемет. Сабина слышала, как одна из пуль звонко щелкнула по каске Ульриха, и корветенкапитан свалился ей на плечо. Катер швырнуло в сторону. Мотор протяжно взвыл и заглох.

— Ульрих! Ульрих! — Сабина лихорадочно ощупывала лицо, шею, но крови нигде не было. Должно быть, фон Герн был оглушен или контужен.