ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

Я задремал, но вскоре проснулся окончательно. Только абсолютной беззаботностью можно было объяснить такое легкомысленное поведение в пар­тизанском краю. Я испугался. Встал и быстрыми шагами пошел по следам наших машин, и только потом понял, что забыл свою винтовку. Начало свет­леть. Пришел приказ о выступлении, но никто и не подумал обо мне. Пришлось догонять свою часть, что мне удалось сделать только на опушке леса.

На востоке еще было темно. Поле постепенно поднималось к дюнам. Эта страна лугов, раскинув­шаяся между дюнами и соснами на морском берегу, спускалась в долину и по другую ее сторону вновь поднималась к обожженной солнцем коричневой пустоши и небольшим хвойным рощам. Там были русские окопы.

Туман начал рассеиваться, и мы увидели холмы, покрытые кустарником, а также почти достроенный бункер. Спрятали за холмами в кустарнике орудие и машину, разложили в ямах плащ-палатки и прова­лились, как цыгане, в глубокий сон от усталости.

Только на следующее утром мы нашли под­готовленную для нас позицию. Она находилась по­близости, на склоне дюны. Молодой сосновый лес закрывал нам обзор, но бункер мы нашли быстро. Таким образом, снова появилась возможность соз­дать свой невзыскательный домашний очаг, где можно будет выспаться или однажды погибнуть от разрыва снаряда.

Мы поделили наши последние запасы табака и радостно задымили. Полки в бункере и письменный стол дополняли предоставленные нам удобства. Мы могли писать, затопить печь и таким образом защи­тить себя от холода. А когда получили еще вина и шампанского на ужин, то это был для нас настоя­щий праздник.

При утреннем тумане нас сразу же атаковали русские. Короткий ураганный огонь разрушил окопы в песчаном грунте, и атакующие проникали далее в покинутую деревню Павловку, которая располага­лась на высотке рядом с нами. Наши пехотинцы от­били атаку, и уже в полдень наступило спокойствие.

Наступили тихие дни. Я писал письма и читал, выйдя из бункера на солнце. Моя солдатская рабо­та заключалась в заготовке дров и доставке воды с нейтральной полосы, так как источник был там ближе того, что протекал далеко за окопами. Ино­гда я встречал русских солдат с ведрами. Несколько выстрелов раздавалось с обеих сторон. Как только пули свистели рядом, я быстро уходил к своим око­пам. Примерно через час я испытал новое приклю­чение, когда в мою сторону полетели гранаты. Од­нако легко сумел избежать смертельной опасности или плена. Случайные разрывы гранат или пули да­же не задели меня.

Мы сами нарывались на приключения, как будто хотели испытать судьбу: умереть или вернуться до­мой. Но мы не особенно волновались, рассчитывая на счастливый исход. Не знали, смогли ли бы жить без войны и без России. Когда ветреный солнечный день пробуждал мою тоску о родине, я думал о чте­нии романов, играх на пляже, но в то же время чув­ствовал себя при этом каким-то актером в неверо­ятных ролях.

Тогда мы предавались мрачному юмору. Мы на­смехались над смертью и опасностью, искажали ре­альные события и превращали все наши мысли в гротеск. Как мальчишки, мы совершали смертельно опасные разведывательные вылазки, желая рассер­дить русских, в то время как постоянно росло число касок над крестами наших могил. Мы старались быть ироничными, играли со смешными оборотами речи и заливались беспричинным смехом.

Это была маска, а подлинная трагедия задевала нас за живое, влияла на нашу судьбу, которая неук­лонно шла к развязке. Я пытался не травить свою душу. Но внутреннее благородство и вера в красоту жизни постепенно исчезали. Бесчувственность, ко­торую я пытался привить в себе в противовес стра­хам, ужасу и безумию, подавляла нежные порывы, еще остававшиеся в моей душе, лишала меня наде­жды, надламывала веру в людей и любовь к ним, превращала сердце в камень. Я был на пороге гибе­ли и высмеивал сам себя.

Я часто предавался безграничной печали. Ко­палея в мусоре своей молодости и разочаровывал­ся, так как не мог разжечь пепел своего существо­вания новым огнем. Я искоренял воспоминания о море, о музыке и поэзии, забывал даже свое имя, сохраняя только свою улыбающуюся маску. Но тако­го забвения хватало ненадолго. Я уже не верил ни в свои звезды, ни в своего Бога. Как потерпевший крушение, я был выброшен на пустынный морской берег. Бесконечность отделяла меня от прошлого, и я не мог перешагнуть через мост, который прибли­зил бы меня к нему.

Пожелтевшие луга, сухие леса и холмы замолк­ли. Я не понимал их языка. Время от времени меня охватывала дикая тоска, и я боялся, что мои раны уже никогда не удастся залечить. Меня ждал не рай, а ад. И никаких других приключений, кроме как мое­го пребывания на нейтральной полосе, не приходи­лось ожидать.

Ничего нового не происходило. Все возвраща­лось на свои места: смерть, бегство, марши, страх, горе, надежды и уединение, равнины и леса. Лучи солнца и туман так же часто возвращались на зем­лю, как и моя жизнь снова и снова, как по спирали, подходила все к тому же пункту. Пустота и насы­щенность чередовались как приливы и отливы на море. В начале и в конце нам не светило ничего.

Ничего не имело смысла: ни война, ни мир. Сво­бода оставалась только мечтой, вдохновляла толь­ко надежда на возвращение домой. Человечество продолжало танцевать между работой и куском хле­ба, да разве еще хоровод призраков крутился во­круг золотого теленка. Мы презирали людей, кото­рые оставались на родине и не испытывали страха смерти. Те же опасности, которым мы каждодневно подвергались, имели свой плюс, так как делали на­шу жизнь особенно ценной. Это гордость отчаяния.

Меня терзала мысль, что я воевал против лю­дей, к которым не испытывал чувства ненависти, в которых никогда не видел врагов. Они были близки мне, как братья, а я исполнял чью-то волю, как по­корный монах, служа чужим идолам. И при этом мое усердие вознаграждалось. Но наши действия и на­ше терпение никак не возвышало нас. Бог руково­дил нами, играл нашими судьбами, и мы должны были довольствоваться тем, что оставались пешка­ми в чужой игре.

Однако мир велик. Ничто — ни плохое, ни хоро­шее — в нем не исчезало. Но жизнь во время вой­ны напоминала всего лишь иллюзию, и человек су­ществовал в ней всего лишь в ожидании своей ги­бели.

Таким образом, я весь состоял из противоре­чий, пытался примирить различные толкования про­исходящего, скатываясь во тьму и неизвестность.

Из леса мы вышли без боя. Как только взошла луна, уже продолжали свой безнадежный путь. Было холодно. Туман опустился на луга, из леса, словно из каких-то пещер, дул ветер. Сигнальные ракеты арьергарда освещали нам дорогу, но мы все равно заблудились в тумане. Из долин с жур­чащими ручьями, пашен и густых кустарников мы стремились выбраться на холмы, чтобы найти лес­ную дорогу, и наконец нашли ее. Она вывела нас на шоссе.