Николай Сташек - Крутыми верстами

Встреч с бывшими сослуживцами избегал. Лишь однажды, столкнувшись лицом к лицу со старшиной Ладыгиным, протянул трясущуюся руку.

— Здравствуй, Геннадий!

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — живо отозвался Ладыгин, глядя на почерневшего, осунувшегося, давно не бритого человека. — Что-то не видать вас, товарищ подполковник.

— А, — уклончиво крякнул Черемных. — Все намереваюсь уехать, да никак не могу определить, куда направить лыжи. Трудное это дело — менять место службы в моем возрасте. Казалось, вроде все прочно, незыблемо, а вот теперь грызет тоска по семье. Остались под развалинами в Житомире в первые же часы войны, — глядя под ноги и как бы стараясь проглотить что-то застрявшее в горле, неторопливо говорил подполковник.

— А куда вам уезжать? Думаю, лучше всего остаться здесь. Гнездо есть, а согреть его при желании можно. Край здесь раздольный. Для свободного человека любо да мило. Кстати, собираются наши на охоту. Почему бы вам не включиться в команду?

— А что? Пожалуй, можно. Скажи там, пусть запишут.

У старшины, кроме усыновленного мальчишки, бегала озорная, синеглазая девчонка. Ожидался третий. И когда остряки начинали подшучивать по поводу ускоренного роста семейства, тот не смущался. Трясясь в беззвучном хохоте, парировал: «Кины нету, керосина дорогая? Чем еще заниматься?»

На следующий день перед вечером, сидя в полумраке, Черемных услышал стук в дверь.

— А, Генка? Заходи, — отозвался он, открывая дверь.

— Так завтра утром инструктаж. Не передумали?

— С чего бы? Поедем.

На инструктаже обо всем рассказали, а в заключение старшина дал всем участникам предстоящей охоты расписаться в том, что каждый из них правила охоты усвоил и обязуется их неукоснительно исполнять.

— Чтобы не было подранков, по маралу и кабану стрелять только жаканом.

— Ясно! — дружно отозвались охотники.

— Ясно, — просипел и Черемных, удаляясь из строя.

Район охоты подполковнику был хорошо знаком.

Здесь он бывал несколько раз и ранее. Номер ему выпал один из лучших, недалеко от оврага.

Левее за рыжим кустом оказался Ладыгин. Остальные — правее и дальше.

Загонщики поехали окольным путем, чтобы начать загон с противоположной, подветренной стороны.

Топчась на месте, подполковник глядел по сторонам и вопреки запрету покуривал, а когда и это надоело — сел на землю, достал из вещмешка флягу, воровато оглянулся вокруг, открутил пробку и вначале пригубил, а потом, дрожа, сделал несколько больших глотков. Закручивая пробку, почувствовал, как согревались обожженные внутренности. Закурив и поднявшись на ноги, стал вновь посматривать по сторонам, а когда где-то далеко послышались шум, свист, лай собак и рыжий куст зашевелился, Черемных, не задумываясь, нажал на спусковой крючок. Вслед за выстрелом со стороны куста донесся какой-то странный звук.

Подполковник почувствовал, как в груди все оледенело. Он вспомнил, что именно за тем кустом, в каких-то сорока шагах был поставлен на номер старшина Ладыгин и что по правилам охоты стрелять вперед и по сторонам от себя категорически запрещается. Не разряжая ружья, он бросился к кусту, а оказавшись около него, застыл. Жар и холод пронзили насквозь. Отказывался верить себе: старшина лежал на правом боку, рядом блестела черная лужа крови.

Взглянув на подполковника молящими, полными слез глазами, Ладыгин простонал, но произнесенный им звук нагнал Черемных, когда тот, путаясь в высокой полегшей траве, убегал куда-то подальше от этого страшного места. О том, что он бежал от смертельно раненного человека, Черемных понял только после того, как оказался в зарослях орешника далеко позади других номеров. У него мелькнула мысль возвратиться и что-нибудь предпринять для спасения Ладыгина, но эта мысль тут же оборвалась. Разгребая руками колючие кусты, он поспешил пробраться еще глубже в тыл, и когда увидел, что удалился далеко, нажал на спусковой крючок, стараясь выстрелом привлечь к себе внимание охотников и таким образом показать, что от Ладыгина он находился далеко и не мог быть виновником его гибели.

Проглотив остатки водки, он оставался на новом месте еще более часа и направился к машине лишь после сигнала «отбой». Чем ближе подходил к месту сбора, тем труднее становилось дышать, но к своим он подошел как ни в чем не бывало. Остановившись в сторонке, принял спокойную позу, хотя и чувствовал, что голова идет кругом.

Шумя, перебивая друг друга, каждый из охотников старался поделиться своими впечатлениями об охоте, не подозревая о постигшей их трагедии. Когда же охотничьи страсти улеглись, а убитых коз и поросенка забросили в кузов, кто-то из солдат вспомнил о старшине.

…С началом следствия у Черемных взяли подписку о невыезде. И хотя подполковник предполагал, что ему удалось отвести удар, он все же чувствовал, что обманывается. Просыпаясь после пьянки, он приходил в ужас. Перед глазами все чаще появлялась черная лужа крови и молящий предсмертный взгляд старшины. Из головы не выходили тревожные вопросы: «Как быть? Что делать? Неужели придется кончать в тюрьме? А возможно… Ведь, кажется, существует и более тяжелая мера наказания?»

Черемных надумал бежать, но долго не мог отважиться. И все же однажды спьяну решился.

Надежно укрыться ему не удалось. Через несколько дней он был задержан на одной из станций и доставлен в тюрьму.

Нарушение подписки он пытался объяснить тем, что якобы получил срочную депешу от жены о тяжелом заболевании сынишки.

— Надеялся через недельку возвратиться, — заявил он. — Была телеграмма, — Черемных пошарил по карманам, но, естественно, телеграммы не нашел.

Когда спросили, где проживает жена, сказал, что в Ольгинске.

…Уголовное дело об убийстве Ладыгина рассматривал военный трибунал в клубе фабричного поселка, недалеко от гарнизона, в котором теперь, кроме складов, разместилась еще одна воинская часть.

В ясное августовское утро у клуба было необычно людно. Подошла, ведя за ручку мальчика, и Анна Павловна. В легком плаще, с небольшим баулом в руке, она выглядела несколько болезненно, но голову с аккуратно уложенными каштановыми волосами, как всегда, держала гордо и величаво. Не желая присутствовать при выводе арестованных из подходившей машины, она ушла в глубину сквера, а войдя в помещение последней, когда там в ожидании прихода судей установилась напряженная тишина, она бесшумно опустилась на краешек длинной голубой лавки. Подняв голову, она никак не могла поверить, что на скамье подсудимых сидит человек, который, будучи совсем на короткое время ее мужем, успел причинить ей так много горя.

Судебное заседание началось. Секретарь суда попросил свидетелей оставить зал заседаний. В числе названных фамилий Анна Павловна услышала и свою.