Алескендер Рамазанов - Дивизия цвета хаки

Бача-боз – другое.

А с кундузской тюрьмой моджахеды вскоре разобрались. Взрывом пробили дыру в заборе, атаковали охрану. И все среди белого дня. Нужные люди ушли.

Где типография – там и листовки. Было ли странное в том, что, увидев тигельную печатную машинку, любой из гостей типографии вспоминал «Искру» и Ленина. Листовки в основном печатались в Кабуле и Ташкенте. Дело тонкое. Но иногда поступала команда и нам откатать несколько тысяч «призывов к миру» и пр.

У меня к тому времени накопилось изрядное количество «подметных писем» и нашей, и противной стороны. Мы где-то были равны. Их умение (да-да!) билось нашим числом. Вообще же листовки – это была область спецпропаганды, очень интересной структуры в Политуправлении округа.

В отделе спецпропаганды были собраны люди, понимающие, в силу своей специальности, что происходит в Афганистане. Они знали языки, изучали местные нравы, обычаи, вели пассивную разведку и пользовались данными агентуры.

А листовки наши были – дерьмо! Слащавые, неумелые рисунки, длинные, заумные и оскорбительные тексты с большим количеством ошибок.

Ну вот, к примеру, принесли мне образец. Большой афганский солдат накалывает на штык «АКМ» злобных карликов, почему-то с немецкими автоматами. Они в страхе бегут через извилистую полосу границы. А на той стороне – силуэты палаток (очевидно, лагерь беженцев) и живописная группа из трех других «карлов». Они сидят за столиком и пьют вино. В руках – рюмки. Это хозяева. На обратной стороне – большой текст с цитатами из Корана.

– Как прикажете. Напечатаем, но заранее скажу: если это их лидеры изображены, так они не пьют. Один этот рисунок смех вызовет. Посмотрите, они и одеты, как советские мусульмане, сидят за европейским столиком, в креслах советского образца. Художник маху дал...

– Да уж печатай. Команда была. Все утверждено, – вяло отбился подполковник Русаков.

Художников из Ташкента и Кабула подводило одно обстоятельство – они рисовали, пусть даже схематично (а это порой сильнее!), типажи явно таджикского или узбекского происхождения. А между тем дело происходило в Афганистане... В стране пуштунов.

Особенно была «хороша» листовка, на которой длинная цепь мусульман вдоль границы готовилась к намазу, взирая к «кибле» – направлению к Каабе, к Мекке. Дело в том, что в северных странах это направление совпадает с востоком. А вот в Афганистане оно относится, несомненно, к юго-западу. Но на листовке мусульмане упорно молились на восходящее солнце, на восток, как истинные язычники!

А вторая половина листовки была и вовсе убийственна: за спиною у шеренги молящихся раком на такыре стоял толстый дэв и молился висящему в воздухе золотому диску с символом доллара. Чтобы не перепутать врага Апрельской революции со злым духом пустыни, на задниках ботинок его художник поставил две буквы «US» и опоясал персонаж пулеметной лентой. И стал моджахед похож на революционного матроса.

А вот трофейные листовки, душманские, они били больнее. Текста в них почти не было. Но схватывалась суть. Черный юмор момента. Узнаваемое в шарже, в абрисе, штрихе.

Впрочем, и техника исполнения у них была посерьезней, и художники талантливей. Да, ведь Маяковский не интервентам служил!

Вот заводной клоун Бабрак Кармаль. Приплясывает в красном колпаке. А из спины торчит ключик с серпом и молотом. И все. Ни буквы больше. Но сделано с любовью к искусству.

Впрочем, у нас тоже были «убойные» листовки. Их тысячами и десятками тысяч метали в районах боевых действий с вертолетов, с помощью агитационных снарядов из орудий «Д-30». Такой «агитатор», наряду с сотней-другой листовок, имел десяток чугунно-стальных фрагментов, способных проломить не только голову. Вот это агитация! Листовка же была бессменной и «бессмертной». Называлась она «Ультиматум».

На половинке стандартного листка серой газетной бумаги был изображен контур руки с пальцами, сложенными под кукиш, и ухоженными, миндалевидными ногтями. В руке – круглые часы с головкой, как у секундомера. Время на них застыло на 11 часах 50 минутах и 16 секундах. Дескать, вот к двенадцати нажмем и остановим! Под часами текст: «Времени на раздумье нет. Единственный выход – сложить оружие!»

На обороте, под цитатой из Корана, значилось следующее: «Ультиматум. Интересы защиты мира и спокойствия в данном районе, обеспечения безопасности мирных жителей требуют от военного командования принятия самых решительных мер к террористам и диверсантам.

Предлагаем немедленно прекратить сопротивление и сложить оружие. О своем согласии информируйте поднятием белого полотнища или голосом.

В случае отказа – будете уничтожены.

Во избежание кровопролития – сдавайтесь!

Гарантируем жизнь!

Военное командование».

В качестве туалетной нашу бумагу афганцы не использовали. А куда же тогда все эти листовки девались? Ни одной на земле не находил. Чудеса! А в том, что афганцы на эти призывы ни голосом, ни «полотнищем» не реагировали – ничего чудесного нет. Представьте себе мудака, который отреагирует положительно на подобный призыв?

Банька наша приобретала у друзей все большее уважение. Сухая, жаркая, если русский пар нужен, то и он будет. И просить не надо какую-то «коломбину» разогревать часов пять. За час – готова. А главное – своя. Ни просить, ни навязываться. А друзьям – от чистого сердца. Вот после этих «реализаций» с Багдасаровым и Турбановым мы парились вволю. Хорошая тройка подобралась. Замполит и начштаба, правда, спорили частенько. Но по делу, по сути. А точнее, пытались мужики определить, что же это вокруг происходит.

– Вот что твоя партийно-политическая работа дает? – подначивал Турбанов. – Бдительность, настороженность?

– А ваша забота что дает? Роту положили у Шаесты? Были бы бдительней, так, глядишь, не так бы все вышло.

Разведрота у кишлака Шаеста была выбита моджахедами в августе 1980-го. Так мне было известно. Но разведчикам этот день, как траурный, командование дивизии запрещало отмечать. Понятные соображения! Багдасаров же от проведения этого запрета в жизнь рассорился со всем батальоном.

Выводы из наших бесед были вроде и не крамольные, но неутешительные. Эти отряды моджахедов были только лишь видимой частью айсберга. Суть была в ином. На севере мы опирались на таджиков и узбеков. Их ненавидели афганцы. Так мы еще в советники пуштунам их навязывали. Никогда в Афгане я не слышал, чтобы узбек или таджик гордо говорили о том, что они по роду таковы. А вот пуштун вскидывал голову и чеканил: «Я – афганец!» А остальные кто?

Таджиков в армии я видел немного. В афганской. В нашей, здесь, их хватало. Узбеки служили в пехоте под Мазари-Шарифом. Там даже генерал узбек был – Дустум. Личность впоследствии историческая. Упитанный, гладкий, властный. Царек! Наши на него ставили. Вообще наши на то ставили, что им советские таджики да узбеки советовали. А послушать бы тех, кто сразу и однозначно говорил: «Афганистан – страна пуштунов».