Валериан Скворцов - Тридцать дней войны

Используя складки местности, обходим стороной знакомое шоссе на Донгданг. Грохот взрывов снарядов, посылаемых вьетнамской артиллерией со стадиона в Лангшоне в сторону границы, здесь слышался явственней. Хунг дает мне старенький японский бинокль, и я вижу, как по склону высоты 611 перемещаются вверх какие-то кусты. Такой же камуфляж используют бойцы, обгоняющие нас в ста метрах правее, за насыпью железной дороги Ханой — Пекин.

В окопах Хунг знакомит меня с бойцами народной полиции, занимающими здесь оборону. Командир отряда сержант Фам Ван Тао — посеревшее переутомленное лицо — курит так жадно, что на минуту исчезает в сплошных клубах дыма. Он рассказывает:

— В четыре утра 17 февраля наш пост 209 близ границы внезапно обстреляли с территории Китая из минометов и орудий…

Тяжелым был этот рассвет для девятерых оборонявшихся на приграничной высотке. Сразу после обстрела враг начал атаку, и трудно сказать, как сложился бы бой, если бы с левого фланга, где противник подошел особенно близко, не ударил по китайцам ручной пулемет. Это жена капрала Буй Ван Мыонга, 25-летняя Хоанг Тхи Хопг Тием, прибежала с несколькими ополченцами из ближайшей деревни. Тием была убита в тяжелой, неравной схватке. К исходу дня героически погиб и ее муж.

Сержант Тао протягивает мне узкие полоски китайских листовок. Читаю: «Мы спасем вашу жизнь и накормим вас. Мы вылечим вас в больнице. Сдайте добровольно все военное снаряжение, и вам оставят ваше личное имущество. Скажите вашим друзьям, что они сопротивляются напрасно, пусть сдадутся, тогда их жизнь будет в безопасности».

— Есть у нас поговорка, — говорит Тао, — «Не бойся тигра с тремя пастями, но держись подальше от человека с двумя лицами».

Сержант приподнял брезентовую кошму. Я содрогнулся, увидев то, что лежало под ней: труп молодой женщины. У нее был вспорот живот. Труп подобрали неподалеку, на дороге. Рядом лежал зарубленный тесаком мальчик.

— Пусть мы все до единого погибнем здесь, но дальше врага не пустим… Будем сражаться, как наши соседи на высоте 800, которых теперь называют «стальной десяткой», — сказал солдат Чан Дык Шон из отряда Тао.

Пологую гору, именуемую высотой 800, атаковали китайские танки, подползшие по серпантину, и пехота, карабкавшаяся напрямую по склонам к вершине. Десятка ополченцев стойко держалась весь день на своей позиции, используя выгодное положение. В течение нескольких часов герои обеспечивали таким образом поддержку оказавшимся в критическом положении пограничникам в Донгданге. Десятка не дрогнула даже тогда, когда враг, вклинившись в сторону Лангшона, вышел к ней в тыл. Лишь истратив все боеприпасы и получив приказ командования об отходе, «стальная десятка» оставила позицию.

Подобных рассказов на передовых рубежах в провинции Лангшон приходилось мне в тот день услышать множество. Героизм становился массовым.

Вернувшись вечером в корреспондентский пункт, я передавал по телефону в «Правду»: «Сотни людей собираются в эти дни близ здания ханойского почтамта на бульваре Динь

Тиен Хоанг. Здесь вывешен огромный макет карты северных провинций республики, на которую наносятся изменения в обстановке в ходе отражения китайской агрессии. Сегодня сообщается, что в ходе ожесточенных и упорных боев региональные вооруженные силы, ополченцы, отряды самообороны предприятий и кооперативов провинций Хатиен, Лангшон, Каобанг и Хоангльеншон нанесли серьезный урон противнику. На позициях близ Донгданга солдаты второго взвода третьей роты 2-го батальона лангшонских региональных сил Чан Дык Шон и Нгуен Ан Туан принесли и сдали на НП подразделения два автомата, гранатомет и пистолеты, взятые в качестве трофеев в рукопашной схватке близ местечка Банкюит общины Хоадонг. Бойцы рассказали об упорном бое, в ходе которого выведено из строя более 60 солдат противника. Всего же в секторе близ Донгданга враг потерял уже несколько тысяч человек и около ста танков… Вьетнам сражается смело, умело и стойко»,

Горные районы у вьетнамо-китайской границы молва в старину называла «краем чумных лесов и отравленных вод». Лихорадка, оспа, кишечные заболевания, туберкулез свирепствовали в здешних селениях, затерянных среди гор и непролазных лесных чащоб. Путеводитель, изданный в Париже по Тонкину и Аннаму [4] В терминологии бывших колонизаторов север Вьетнама назывался Тонкий, центр — Аннам, юг — Кохинхина. , предупреждал путешественников: «Приходится признать, что высокогорный климат — суровое испытание и людям с ослабленным здоровьем не подходит».

Под стать природе складывалась и жизнь в этом глухом краю. Обширные, но отсталые, заброшенные территории с неразвитым земледелием и ремеслами, лишь начинавшими зарождаться торговыми и денежными отношениями были населены национальными меньшинствами тхаи, нунг, мео, зяо, мыопг и другими. Некоторые из них в прошлом кочевали по обе стороны границы.

После августовской революции 1945 года, а затем во время проведения земельной реформы в начале 50-х годов многие представители родовой и племенной знати национальных меньшинств — лапги и дао у мыонгов, пхиа и тао у тхаи, тхоти у мео — ушли в Китай. Среди этого узкого круга отщепенцев бывшие колонизаторы, а затем американская разведка подогревали сепаратистские настроения, внедряли идею самостоятельных государственных объединений по племенному признаку.

Истоки подобной подрывной политики восходят к тем давним временам, когда пекинский императорский двор, с тревогой наблюдавший, как набирает силу, становится все самостоятельнее южный сосед — Вьетнам, пытался подкупами и посулами вызвать антивьетнамские настроения у продажной горской знати. Миньским, Цинским, а затем и гоминьдановским эмиссарам удавалось преуспеть в этом, но именно лишь среди верхушки. Тхаи, мео, нунги и другие национальные меньшинства строили и укрепляли народную власть, пришедшую в горы, совместно с вьетнамскими братьями из долин.

В составе разведывательных дозоров китайских батальонов, вторгшихся в феврале 1979-го в Лангшон, Каобанг, Хатуен, Хоангльеншон и Лайтяу, шли проводниками не только бывшие хуацяо, но и бывшие князьки горных племен. В штабе Сюй Шию надеялись с их помощью привлечь на свою сторону горцев оккупированных уездов. Но в «краю чумных лесов и отравленных вод» плохо действовала не только китайская пехота, в массе не подготовленная к действиям в горах, но и средневековая антивьетнамская подрывная тактика. С пойманными князьями соплеменники не церемонились. Те же мео хорошо помнили, как вожди проигрывали в карты общинный скот и расплачивались будущими урожаями за алкоголь и опиум с китайскими купцами. Еще помнились времена, когда дети мео не знали грамоты, а единственной собственностью их гордых и независимых родителей были допотопные ножи в деревянных ножнах, мотыги да рваные одеяла. Ружья, без которых мео как охотники не представляют себе жизни, князья держали под замком и выдавали за плату…