Валериан Скворцов - Тридцать дней войны

— Последняя встреча делегаций, — рассказывал он, — длилась особенно долго. Китайский представитель без перерыва говорил 2 часа 45 минут. Мое выступление заняло около часа. Затем в течение 30 минут мы обменивались репликами… Китайская позиция остается жесткой. Они явно пытаются уйти от конструктивного обсуждения мер обеспечения подлинной безопасности на нашей границе с КНР. Они избегают решения такого, по их мнению, «несущественного» вопроса, как разъединение войск и создание демилитаризованной зоны, исключающей любые вооруженные столкновения…

В полдень 18 мая Хань Няньлун, все члены китайской делегации в последний раз вышли из международного клуба на залитую солнцем улицу, смыкающуюся с площадью Бадинь, и разместились в накалившихся на жаре черных «мерседесах». Часом раньше, еще в ходе встречи, представитель китайского посольства в Ханое запросил у вьетнамской администрации разрешение на посадку в Зиаламе специального самолета, летевшего из Пекина за делегацией КНР. Китайская сторона в одностороннем порядке прервала переговоры. Единственным результатом встреч была договоренность по вопросу об обмене пленными.

Обмен начался 21 мая в местечке Хыунги у города Донгданга на самой границе, закончился 22 июня.

В Донгданг мы выехали ночью.

Наступал рассвет, когда мы вброд, ниже Лангшона, с трудом переправились через реку Кикунг. Проехали знаменитые арсеналы, спрятанные в пещерах, до которых китайцы так и не дошли. Уцелевшие будки обходчиков у железнодорожного полотна сплошь покрывали угрозы и ругань, намалеванные «группами пропаганды» китайской армии. Вздыбливались развороченные рельсы.

Донгданг был разрушен и на окраинах, и в центре. Редкие уцелевшие дома — ограблены и загажены. Разгребаем обломки мебели, посудные черепки, тряпье, какие-то полусопревшие, пахнущие гнилью плетенки и устраиваемся в ожидании прямо на земле, подстелив куртки, возле пустующего домика. Вереница людей, одетых в зеленые пластиковые шлемы, серые рубахи и голубые брюки, плетется в сторону границы. Лишь увидев конвойных, догадываемся, что это и есть пленные.

До пункта обмена идем пешком около 5 километров. Машины на эту дорогу не пускают. Огромная надпись на фанерном щите предупреждает: «Дальше — мины. Следовать только по обозначенной линии». Две неровные полосы, вдоль которых по земле расставлены красноречивые изображения черепа и костей, тянутся вверх по косогору, потом вниз в распадок, снова вверх. Солнце печет немилосердно. По гимнастеркам конвойных расплываются темные пятна между лопаток, под ремнями автоматов и амуниции. Близ каких-то кустов кричат команду по-китайски, колонна останавливается. Пленные садятся каждый на свой шлем, брошенный на дорогу.

У командира конвоя капитана Нгуен Ха измученное лицо.

— Много сегодня? — спрашиваю его.

— Пятьдесят шесть человек. Из них пять членов партии и 31 член маоистской молодежной организации. За три месяца плена, как говорят медики, поправились в среднем на килограмм.

— Как у них настроение?

— Спросите у них, это — можно…

Узнаю в колонне многих «старых знакомых» по лагерю в Тхайнгуене. Ли Хэпин держится обособленно, мрачен, отводит глаза. Лю Фэй, отпустивший в плену бородку, спокоен и равнодушен. Ли Тунсин — он намного моложе их — стреляет глазами, над верхней губой густым мелким бисером блестит пот. Радостных лиц что-то вообще не было видно, хотя и возвращались домой.

— Ну, что же, прощайте, Ли Хэпин, — говорю китайскому комроты.

— Идите вы… — шипит он. В глазах злость.

И колонна снова трогается в путь, подчиняясь команде капитана Нгуен Ха.

Справа и слева — поваленные бетонные столбы, мотки проводов, завалы из бревен. Впереди над ущельем поднималась лесистая сопка, на ее лысой вершине резко выделялся китайский локатор.

До настоящей границы мы не доходим. Выбитая на шоссе канавка, закрашенная белой краской, режет асфальт в 300 метрах от действительной нулевой отметки. Китайцы считают, что их территория кончается именно здесь. Со склонов, из бойниц укреплений, брошенных тридцать лет назад французскими легионерами, смотрят китайские пулеметы. Перед линией — автоматчики. Рослые, сытые, в форме, намного лучшей, чем мешковатые френчи из второсортной хлопчатки, которые носили те, кто вторгся во Вьетнам. За ними — человек триста в белых халатах, стиснувшиеся в плотный строй. Еще дальше — взвод автоматчиков. Ощущение такое, будто готовятся к драке.

Китайский командир-пограничник подходит к белой черте. За ним десяток фотографов снимают всех, кто появляется на вьетнамской стороне. Среди них видим европейцев; как выясняется позже, это корреспонденты британского и швейцарского телевидения.

По обе стороны от черты — столы, покрытые белыми скатертями, с оранжадом, лимонадом, сигаретами. За ними представители Международного Красного Креста, к выдержке и терпению которых в последующие часы я проникся уважением.

Представители вьетнамского Красного Креста Фын Ван Тхюи и китайского — Ли Цзян сходятся у пограничной черты, чтобы обменяться списками подлежавших обмену. В 8.30 ровно должна начаться процедура…

Уже 9.30, солнце поднялось высоко. Мы видим, как Ли Цзян жестикулирует, потом начинает кричать так, что отдельные слова доносятся до журналистов, стоящих поодаль. Выясняется: Ли Цзян отказывается начать процедуру, так как на вьетнамской стороне, метрах в двухстах от белой черты, висит лозунг, написанный по-вьетнамски: «Приветствуем победителей китайских агрессоров!»

Ли Цзян требует:

— Это вы — агрессоры, и это мы вас победили. Лозунг — политическая провокация. Снимите, иначе обмена пленными и захваченными лицами не будет! По вине вьетнамской стороны!

Тхюи спокойно разъясняет, что лозунг находится на вьетнамской территории, более того, достаточно далеко от белой черты, и к предстоящему обмену никакого отношения не имеет. Вьетнамская администрация сама решает, где и какие лозунги вывешивать на территории страны.

Плен есть плен, и возвращение из него для любого становится психологически сложным моментом. Здесь и радость встречи с родиной, и естественное стеснение, и сомнения — «так ли, как нужно, достойно ли вел себя?», да и возможный тревожный вопрос «поверят ли?».

Вьетнамцев подводили с китайской стороны на расстояние 5 метров до белой черты и отпускали. Тонкими джутовыми бечевками с намертво затянутыми узлами к каждому был привязан тяжелый рюкзак с «подарками». Сбросить эти вьюки никому не удавалось, как ни старались они это сделать, проходя пятиметровую дистанцию, отделявшую их от своей земли. Едва переступив черту, они просили ножи, разрезали бечевки, кидали вьюки на землю, срывали куртки, сбрасывали брюки. В одних трусах, с красными кровоподтеками на ключицах и груди, оставленными джутовыми бечевками, молодые парни, пожилые люди, а также старики, многие из которых и на солдат-то не были похожи, топча сброшенное китайское барахло, бросались к своим.