Владимир Лавриненков - Шпага чести

— Вы подходите мне, — сказал Пуликен, — Подскажите, кого еще можно взять в группу?

— Мы рекомендуем, — начал перечислять, загибая пальцы, Марсель Альбер, — Ролана де ля Пуапа, Жозефа Риссо, Ива Бизьена, Ива Майе, Дидье Бегена, Альбера Литольфа, Жана Тюляна, Альбера Прециози, Ноеля Кастелена, Раймона Дервиля, Андре Познански. Наверное, достаточно?

— Вы точно осведомлены, сколько нужно? Откуда знаете всех? — спросил Пуликен, а сам подумал, что эти ребята все уже хорошенько взвесили, обо всем поразмыслили.

— Сюда следовали вместе из Англии. Было время узнать друг друга. У каждого за плечами — целая одиссея, достойная пера Александра Дюма, — ответил Марсель Лефевр.

— И вы можете поручиться за каждого?

— Как за самих себя! — ответила тройка хором.

— Прекрасно. Изучим их дела. Но нам нужны еще врач и переводчики.

— Можем порекомендовать, — засверкал глазами Альбер Дюран. — Меня лично лечил Жорж Лебединский.

— Он что, русский?

— Родился в Киеве. А жил и учился во Франции, Чтобы примкнуть к «Свободной Франции», проделал сюда путь через Португалию, Кубу, Соединенные Штаты Америки.

— Хороший врач?

— Судя по тому, как быстро избавил меня от ангины, — дело знает.

— От ангины? Это уже кое-что. В России нам не избежать простуд. А что он еще может? В технике хоть малость разбирается?

Летчики переглянулись.

— В технике — не знаем, а в игральных картах толк понимает. Вчера обыграл в покер одного местного дельца. Кругленькую сумму положил в банк, — ответил Марсель Альбер.

— Зачем?

— Говорит, после войны собственной клиникой обзаведется.

— Предусмотрительный. Ну, что ж, тем лучше: чтобы самому выжить, будет о нас больше заботиться. Таков фронтовой закон.

— Ваша правда, майор, — подтвердил Альбер Дюран, — Теперь разрешите предложить кандидатуры переводчиков. Тоже следовали с нами.

— Давайте.

— Мишель Шик и Александр Стакович.

— Несомненно, русские.

— Да. Их родители эмигрировали во Францию… Обоих принимал де Голль, выразил им доверие. Оба могут летать на связном «потезе».

— Последнее немаловажно, Пожалуй, подойдут, — подытожил Пуликен.

— Разрешите еще предложить? — обратился Марсель Альбер.

— Пожалуйста.

— В дороге мы познакомились с лейтенантом Жаном де Панжем. Имеет опыт военного штурмана, правда, на истребителях не летал.

— Спасибо. Такой человек тоже нужен. А сейчас, друзья, отправляйтесь к механикам и подберите среди них умелых, энергичных помощников. Нам ведь на каждую машину потребуется три-четыре младших авиаспециалиста. Тут есть над чем поломать голову.

«Мушкетеры» ушли. А Пуликен погрузился в изучение личных дел рекомендованных. Чем внимательнее вчитывался в строки документов, тем более радовался. Десять сбитых фашистских самолетов на счету Альбера Литольфа, числились боевые победы за Роланом де ля Пуапом и Марселем Лефевром, Всего же члены формирующейся группы вогнали в землю 19 воздушных пиратов Гитлера. «Это составит начало традиций эскадрильи, которые предстоит приумножить в бескрайних просторах России», — подумал Жозеф.

Он отдавал себе отчет в том, с какими трудностями придется столкнуться на советско-германском фронте. Сложные условия воюющей страны, суровый климат, по всей вероятности, незнакомые самолеты… Но сознание, что его группе предстоит доселе неведомая миссия, придавало сил, вселяло твердое убеждение в ее исключительной важности, необходимости. Да, в круговороте войны, в которую втянуто множество стран, одна эскадрилья — песчинка в сравнении с масштабами действующих вооруженных сил. Но она — часть сражающейся Франции, носитель высокого духа свободолюбивой нации, не склонившей головы перед немецко-фашистскими оккупантами, Уже одним этим будут оправдываться все тяготы и лишения, все жертвы, приносимые на алтарь победы.

Пуликен раскрыл дело Ролана де ля Пуапа. На маленькой фотографии увидел простое лицо паренька с широким носом — картошкой, А вот объяснение тому, почему и как он примкнул к движению Сопротивления: «В неразберихе, царившей во Франции, казалось, что у нас отняли право воевать за ее независимость». Пуап морем перебрался в Англию. Служил в королевских ВВС, участвовал в боях. Потом ему представилась возможность выбора: летать на штурмовку вражеских объектов с авианосца, базировавшегося в Средиземном море, или отправиться на советско-германский фронт. «Решился на большое русское приключение со снегами и неизвестностью», — объяснял Ролан свой выбор новым друзьям в Раяке. (Какой француз признается в истинных мотивах своего поведения?) На самом же деле он искал настоящих воздушных схваток. Своей шпагой чести Пуап жаждал орудовать в полную силу, а это возможно было только в России, где, твердо верил, никогда не пойдут на компромиссы с захватчиками.

Командир с удовлетворением отложил дело Пуапа к папкам с документами на «мушкетеров» и взялся за новое.

В одном из документов Жозефа Риссо кто-то уже подчеркнул строки: «Я не мог подчиниться наглому завоевателю, поэтому последовал призыву генерала де Голля…»

Правительство Виши приказало поставить все самолеты на «профилактику». О том, чтобы улететь из лагеря предателей французского народа на своей боевой машине, не могло быть и речи, так сильно их охраняли. Тогда Риссо обратил внимание на маленькую стрекозу «Самун», которая по утрам доставляла донесения в штаб, дислоцировавшийся в Оране.

Однажды Риссо с другом Никлосом, выбрав удачный момент, оседлал «Самун» и ускользнул с аэродрома. Правда, добраться до Англии не удалось — из-за нехватки горючего пришлось садиться в Испании прямо на пляж, где обоих беглецов арестовали. Только через полтора месяца с большими мытарствами добрались в Англию. Потом желание действовать, сражаться привело Риссо в Раяк.

Следующее дело — лейтенанта Жана де Панжа. Мечтал стать истребителем, немного пилотировал учебный самолет. Затем школа приобрела штурманский профиль. В движение Сопротивления включился сразу, как только узнал о нем. В Лондоне случайно встретил давнего друга Альберо Мирле. Эта встреча решила его дальнейшую судьбу. Сделав десяток всевозможных медицинских прививок, облачившись в тропическую форму, он вместе с группой летчиков отправился в Раяк.

Раяк. Далекое малоизвестное географическое название на Ближнем Востоке вдруг обрело значимость, стало символом, влекущим к себе честных, благородных, отважных пилотов французских ВВС. Попасть в Раяк — значило найти выход патриотическим чувствам, доказать свою приверженность делу «Сражающейся Франции».

Пуликен был доволен летчиками, которых зачислял в группу. А вот по поводу того, найдется ли необходимый контингент надежных авиаспециалистов, — волновался. Авиамеханики и техники почти никогда не сталкиваются с врагом лицом к лицу. Следовательно, у них мало шансов, чтобы удовлетворить душевные порывы и жажду мести оккупантам за поруганную честь родины, Поэтому далеко не каждый патриот согласится на сверхдальнее путешествие только во имя того, чтобы в условиях сурового русского климата обслуживать и без того надоевшие самолеты.