Гюнтер Штайн - Ультиматум

Руст выпрямился и огляделся. Местность была холмистой и трудно просматривалась. Он внимательно пригляделся к стоявшим неподалеку крестьянским домикам. Нигде ни огонька. Тихо. Жутковато. Он уже собирался вернуться, но тут заметил, что на снегу возле темного пятна крови что-то лежит. Это оказался листок бумаги. Руст поднял его. За такими листовками последнее лето охотились офицеры. Раньше пропагандистские листовки выпускали русские, теперь же их писали сами немцы.

Зажав листовку в кулаке, Руст сунул руку в карман шинели. Из другого кармана достал сигарету. Вернувшись на площадь, Руст смешался с толпой солдат, которые собрались в группы по нескольку человек, обсуждая случившееся. Кроме жандарма, о котором, впрочем, никто не сожалел, раненых не было. Единственное, что беспокоило всех, так это то, что телефонные провода оказались перерезанными и не было возможности позвонить в соседние части, чтобы предупредить других.

— И как только они отважились заехать так далеко за линию фронта? — задумчиво пробормотал усатый солдат.

— Ха, как далеко! — возразил ему молоденький ефрейтор-санитар. — А ты вообще-то знаешь, где сейчас проходит линия фронта?

— Однако, что ни говори, люди они мужественные, в храбрости им не откажешь, — осторожно проговорил его сосед, боязливо оглядываясь по сторонам.

— Интересно, что они за люди? — спросил усатый, повернувшись к Русту. — Ты как думаешь?

— Что они за люди? — Руст недоуменно пожал плечами. Перед глазами у него снова возникли вмятины на снегу, кровавое пятно, листовка и темные, безмолвные дома вокруг. «Есть ли у них врач? — додумал он. — Обратиться за медицинской помощью сюда они не могли: наш враз выдал бы их из страха». — Понятия не имею, — уклончиво ответил Руст на вопрос усатого.

Руст отошел от группы, не спеша пересек правильный прямоугольник площади и отправился разыскивать своих друзей из лазарета.

«Мужества… — размышлял он про себя. — Достаточно ли его у меня? Наверное, нет. Думаю, что только из-за этого я и не перешел тогда с Эрнстом на сторону русских».

Никто да находившихся в лазарете не заметил отсутствия Руста: всех слишком захватило происшествие в кинозале. Раненые спорили о том, как далеко уйдут «бунтовщики» на своем грузовике. Однако никто не высказывал вслух своего беспокойства относительно того, что те могут попасть в окружение и будут схвачены. Некоторые смотрели на случившееся как на безумное гусарство. Кто-то вслух жалел, что не смог досмотреть фильм.

— Даже водки нет в этой казарме! — ворчали многие.

Раздраженные, недовольные и продрогшие, они стояли на продуваемой ветрами площади, пытаясь понять, какие звуки доносятся с востока, откуда наступали советские войска. Но ветер дул с запада, и шум сражения не был слышен.

Руст механически прислушивался к разговорам, хотя все его мысли были заняты лейтенантом из кинозала.

Эрнст Тельген… Как часто на отдыхе, марше или огневой позиции, отойдя чуть в сторону от орудий, они разговаривали друг с другом. Так схожи были их судьбы, но шли они разными путями.

Эрнст задумчиво слушал рассказы Руперта о юности, о тетке из Берлина, на воспитание к которой на какое-то время отдал его отец. Мать была довольна: она всегда мечтала о том, чтобы Руперт жил спокойно, подальше от опасности, учился бы в реальной школе, а потом занялся бы изучением химии, которой очень увлекался. В то время Руперт два года занимался музыкой: еще дома отец учил его играть на виолончели. Но в 1936 году всему этому пришел конец. Леопольд Руст был брошен в тюрьму. Руперт, которому шел тогда семнадцатый год, был вынужден оставить школу и отказаться от занятий музыкой. Кровельщик Шюслер «из милости» взял к себе учеником сына социал-демократа; жена кровельщика была школьной подругой тетки Руперта и замолвила за него словечко. Чтобы хоть как-то поддержать мать, оставшуюся без средств и вынужденную работать белошвейкой, сын нанялся разносить по утрам газеты.

Леопольд Руст знал с самого начала, что будет как бельмо на глазу новым властителям города, бургомистром которого он когда-то был. Арест не был для него неожиданностью. Как только боль от разлуки с отцом несколько поутихла, появилась и крепко засела в голове мысль о том, что отец находится не где-нибудь, а в концлагере. К кровельщику Шюслеру часто заходили приятели, они-то и постарались дать Руперту несколько «полезных» советов.

— Если хочешь помочь своему отцу, ты должен прийти к нам и на деле доказать, что можешь выполнить свой национальный долг, — говорили они ему. И год спустя командир роты, в которую попал Руперт, заявил:

— Если окажешься верным солдатом фюрера, сможешь увидеться с отцом!

Руперт поверил этим словам, очень старался, заслужил сначала Железный крест второго класса, затем унтер-офицерские погоны, а потом и Железный крест первого класса. Не успеет растаять снег, обещали ему, как он получит звание фельдфебеля. Но сколько еще повышений и наград должен он заслужить, чтобы наконец исполнилась его заветная мечта? Да и верил ли он еще в ее исполнение? Серьезно, кажется, не верил никогда. Сейчас он даже удивился своей прежней наивности: «Можно ли доверять правительству, которое заключило в тюрьму отца?..»

Руст сильно затопал ногами, стряхивая с сапог тающий снег, будто хотел этим стряхнуть и тяжелые мысли, навеянные воспоминаниями.

Было холодно. Ветер нес колючие снежинки, и они больно вонзались в лицо.

Руст посмотрел туда, где скрылся раненый неизвестный. «Не слишком ли долго я колебался? — мысленно спросил он себя. — Или мне действительно не хватает мужества?»

Гомон голосов на площади внезапно смолк. Услышав рокот моторов, все подняли лица к небу, ставшему необычно светлым. Что это, воздушный налет?

К городу на небольшой высоте приближался тяжелый двухмоторный самолет в сопровождении двух истребителей. Такой самолет солдаты видели впервые, и потому он произвел на них впечатление чего-то бесформенного и жуткого. Площадь быстро опустела, Руст тоже бросился искать укрытие. Чужой самолет, как страшная птица, распластал над крышами свои темные крылья. Непривычно глухой звук моторов усилился, перерос в надрывающий душу вой. Людей с площади как ветром сдуло. Руст все еще находился под влиянием страха и возбуждения последнего часа, когда увидел приближавшуюся к нему когтистую тень самолета. Он инстинктивно откинулся назад, ощутив спиной каменную стену. Его охватил ужас.

В подворотне дома напротив кто-то грубо выругался из-за того, что зажгли спичку. Из подвижной радиостанции доносились звуки бравурного марша: в Нюрнберге продолжался парад. Самолет противника и марш…

Руст отвернулся. В голове тяжело билась кровь. «Не слишком ли долго я колебался? — подумал он. — Мое укрытие так ненадежно». Он видел согнувшихся в три погибели людей, притаившихся за каждым углом, видел страшную тень самолета, надвигавшуюся на них, видел своих друзей, уничтоженных, придавленных грохотом моторов. Руст вытер тыльной стороной ладони лоб. «Смертоносная птица! — горько усмехнулся он. — Если бы была хоть маленькая пушка!»