Тарас Степанчук - Наташа и Марсель

Услышав команду, пленные уходили строиться о колонну, не оглядываясь, не проявляя к своим раненым никакого сочувствия.

— Мои ребята взяли генерала. Фамилия его Рихерт. Чего-то капризничает и ругается… — доложил Демину ротный Титов.

— Старый знакомый! — нахмурился Демин. — Командовал 286-й охранной дивизией. Матерый каратель. Да как же он в крови людской не захлебнулся! А ну давай поглядим ему в глаза…

В генеральском мундире, со всеми орденами и регалиями, Рихерт величественно стоял на лесной опушке. Рядом, в тени деревьев, лежали немецкие раненые.

— Хильфе! {10} 10 Помогите! (нем.). — протянул к Демину перевязанную руку немолодой гауптман. Лицо у него заросло густой рыжей щетиной, глаза болезненно щурились.

Шедший сзади Вигура и тут успел сказать свое:

— Калi лютавау, то вочы былi як у воука, а калi отвечаць, то як у савы {11} 11 Когда зверствовал, глаза были как у волка, а когда отвечать — то как у совы. (бел.). .

Не обращая внимания на раненого гауптмана, Демин, не моргая, глядел на Рихерта тяжело и недобро, а тот ловко приставил к глазу монокль и на русском языке заносчиво заявил:

— Я не желаю беседовать с бандитом. Требую беседовать с равным по чину генералом и транспортировать меня к нему в соответствии с моим чином и занимаемой должностью. Мой автомобиль…

— Я тебе покажу бандита!

Демин шагнул к Рихерту, тот испуганно попятился. Разделяя слова, Командир убедительно говорил:

— Потопаешь… сука… пешком… Понял?

— Яволь. Так точно, — закивал генерал.

— Ахтунг! {12} 12 Внимание! (нем.). — хрипло скомандовал Демин. — Кругом! Ша-гом… марш!

Семнадцатого июля сорок четвертого по Садовому кольцу и улице Горького в Москве прошли пятьдесят семь тысяч гитлеровцев, плененных в ходе операции «Багратион» нашими победоносными войсками и нашими белорусскими партизанами. Среди двенадцати генералов, которые возглавили этот марш позора, был и Рихерт.

Последний раз встретился Демин с подсудимым Рихертом на заседании Военного трибунала Минского военного округа. Но та встреча могла и не состояться, ибо последним для Демина чуть было не стал июльский день после побоища у деревни Белые Лужи.

…Деревянной походкой генерал Рихерт пошагал за колонной военнопленных, которая, удаляясь, пылила по проселочной дороге. И тут испуганно крикнул Вигура:

— Абярнись, Командир!!

Демин обернулся и прямо перед собой увидел гауптмана: в здоровой руке у него зловеще чернел парабеллум. Но тут же пистолет выпал на траву, а в грудь гауптмана бесшумно вошла финка, подрагивая наборной рукояткой. Мгновения спустя гауптман замертво рухнул наземь.

Вигура и тут не смолчал:

— По вачах cipaxa, а по кiпцюрах разбойник {13} 13 По глазам сирота, а по когтям разбойник (бел.). .

Ротный Титов кивнул на Садофия Арефина:

— Вон, Командир, твой спаситель. За его бросок финки богу молись.

— Свои люди, сочтемся, — тряхнул роскошным чубом Садофий и поднял парабеллум. — А эту игрушку я себе на память возьму.

— Гвардии лейтенант медицинской службы Алексеева, — подошла и представилась Демину молодая женщина в гимнастерке, форменной синей юбке и ладно сшитых по ноге хромовых сапогах. Козырнув, настойчиво потребовала: — Выделите в мое распоряжение шесть трофейных автомашин.

— Имя-отчество ваше?

— Елизавета Ивановна.

Женщину в офицерских погонах Демин увидел впервые и потому чуть дольше положенного ее разглядывал. Роста она была среднего, но крупная в кости и дородная телом. На широком, немного скуластом лице выделялись большие серые глаза. Держалась женщина уверенно, разговаривала с властными интонациями в голосе, военная форма, от сапог до пилотки, была на ней, как влитая, и носила она ее, судя по всему, не первый год.

— Раненых мы уже отправили в госпиталь, — подсказал Вигура.

— Не всех отправили, — возразила гвардии лейтенант и прищурила глазища на Вигуру: — А ты, старый мухомор, язык держи за зубами и в разговор старших по званию не встревай. Не для тебя повторяю: мне нужны немедленно шесть автомашин для транспортировки немецких раненых.

«Красивая, и глаза, что надо, — подумал Демин. — Только чересчур властная, движения резковаты и взгляд тяжелый, будто насквозь им прожигает».

— Кого лечить, дурная баба, хочешь? — возмутился партизан из сожженной деревни Мыльница и снял с плеча автомат. — Я их сейчас вылечу!

Раненые на поляне тревожно заговорили по-своему. Понимая их разговор, Демин неопределенно пожал плечами и отвернулся.

— Да вы что, Командир? — крикнула Алексеева. — Они же раненые! А мы — разве мы звери? Кому и за что виноватым ответить положено — потом разберутся. Но раненых трогать нельзя: всю жизнь после этого душу и руки не отмоете!

— Я отмою, — возразил партизан из деревни Мыльница. — Они мою женку и малышат живыми спалили, а мы их лечить? Сичас я их, душегубов, на тот свет транспортировать буду!

Привычным движением он передернул затвор, но Алексеева ловко выхватила из его рук автомат и отсоединила диск. Партизан обругал ее и попытался вернуть оружие, но тут же ойкнул и растянулся на траве.

— Самбо. Болевой прием, — сдержанно усмехнулась Алексеева и потребовала: — Выделяйте машины, товарищ Командир. Пока живая, самосуд над ранеными не допущу!

«Такая не то что коня на скаку — танк остановит», — подумал Демин, уверенный, что видит Алексееву первый и последний раз. И ошибся. Дороги войны гвардии лейтенанта Алексеевой прошли по судьбам Наташи, Петера Зеттеля и младшего брата Марселя, Франсуа…

— Скаженная баба, — ворчал, поднимаясь, партизан из деревни Мыльница. — Мужу твоему не позавидуешь, и детей выхаживать — рука у тебя тяжелая.

Когда опять заговорила гвардии лейтенант Алексеева, дрогнул ее голос, и послышались в нем слезы:

— Был и муж, и двойнята, в памяти они у меня остались. Никого больше у меня не будет…

Угадала в ту минуту Елизавета Ивановна только часть своей нелегкой судьбы. А в числе тех немецких раненых, что обязаны ей жизнью, был и ефрейтор Зеттель, родной брат товарища Петера Зеттеля, белорусского партизана. Жена ефрейтора Зеттеля погибла при бомбежке, а ее маленького сына, названного в честь дяди Петером, спасла гвардии лейтенант Алексеева весной сорок пятого на горящей берлинской улице. Пройдут годы, и того, уже сорокалетнего Петера, седая Елизавета Ивановна обнимет как сына…

Весь июль воевал отряд имени Кутузова, помогая армейским частям очищать леса Минщины от банд окруженных гитлеровцев. Последние потери, уже на своей освобожденной земле, были самыми обидными.

После возвращения отряда в Смолевичи Демина вызвали к первому секретарю райкома. Печатным шагом пройдя кабинет от двери до стола, он доложил: