Николай Александров - Севастопольский бронепоезд

Я смотрел на мужественное, волевое лицо и думал: вот такие же люди стояли насмерть под Одессой. Теперь они пришли сюда, чтобы отстоять черноморскую твердыню от, озверевшего врага.

Этот боец запечатлелся в памяти, как символ, как образ защитника Севастополя.

Снова вышел на площадь. Люди подходили к большой карте, с болью в сердце смотрели на синие стрелы, ползущие на восток, и молча отходили.

Отрывистый гудок тревоги с Корабельной стороны мгновенно очистил площадь и прилегающие улицы. Люди укрылись в щелях, убежищах, подвалах. В подъездах домов появились дружинники МПВО. Издалека уже доносились глухие хлопки зенитных залпов. С каждой минутой они приближались и вот уже заполнили собой все вокруг, сливаясь в сплошную лавину звуков. Белые барашки разрывов покрыли небо. Кое-как побросав бомбы, фашисты повернули обратно.

Черноморская крепость была готова к боям. [42]

…Во флотском экипаже пожилой командир, суховатый, с воспаленными глазами, бегло проверил документы и вернул мне:

— Вы должны прежде вылечиться. Пойдете в батальон выздоравливающих.

— Разве для этого я сюда добирался! Командир хмуро глянул на меня и скомандовал:

— Кругом! Шагом марш!

Мне не оставалось ничего другого, как повиноваться. А в коридоре рассудил иначе. Есть ведь и над командиром какой-то начальник. Что, если попытаться?

В кабинет начальника отдела подготовки и комплектования Черноморского флота входил с опаской: у такого высокого начальства мне не приходилось бывать ни разу.

Но капитан I ранга Ипатов встретил приветливо, поздоровался, как со старым знакомым — за руку.

— Давай, фронтовик, выкладывай, с чем пришел. Я подал документы:

— Прошусь на фронт.

Капитан I ранга внимательно прочитал госпитальное свидетельство и, как мне показалось, сочувственно посмотрел на меня.

— На фронт послать не могу. Сам пойми, какой из тебя вояка, с больной ногой? Вот окрепнешь, тогда, пожалуйста, приходи. А сейчас иди в батальон выздоравливающих. Поправляйся…

Рана затягивалась медленно. Только на шестые сутки удалось вымолить справку, что здоров.

А экипаж гудел, как пчелиный улей. В кубриках, в коридорах, во дворе толпились моряки. Прибывали сюда из госпиталей, с кораблей, береговых батарей. Формировались подразделения морской пехоты.

Снова решил идти к капитану I ранга Ипатову. Но он и разговаривать не стал:

— Жди пока. Дойдет очередь и до тебя.

На другой день Ипатов сам остановил меня в коридоре. Оглядел с головы до ног, подал руку. Я, кажется, немного переусердствовал: с такой горячностью тиснул его ладонь, что он охнул.

— Ого! Вот теперь чувствую, что набрался силенок на флотских харчах. Заходи, есть дело. [43]

В кабинете было несколько офицеров и старшин. Капитан I ранга представил собравшимся невысокого коренастого офицера.

— Знакомьтесь: помощник командира бронепоезда капитан Головин. А это, — Ипатов легонько подтолкнул меня, — старшина 1 статьи Александров. Назначается к вам, Леонид Павлович, старшиной группы пулеметчиков. Думаю, не обидится за понижение: в Одессе он ротой командовал. — Ипатов весело взглянул на меня: — Или опять на фронт будешь проситься?

Попробуй только — снова попадешь в команду выздоравливающих.

— Нет, нет, я доволен, товарищ капитан первого ранга, — поспешно ответил я.

— Вот и договорились…

— Итак, нас уже двое. Можно сказать, экипаж бронепоезда есть, — пошутил капитан Головин, когда мы вышли от Ипатова, — Кстати, вы где были под Одессой?

Я рассказал.

— Лузановка, Ильичевка, — повторил он до боли родные и близкие мне названия. — Выходит, в полку Осипова? Рядом, оказывается, были, а встретились вот где… Впрочем, может и встречались, кто знает. Я во втором морском полку воевал. На стыке с вашим.

Разговорились. Вспомнили о боях под Булдынкой, Крыжановкой. И оказалось, что у нас много общих знакомых. Вспомнили об Осипове, Митракове, о моем бывшем командире батареи Шкирмане: Головин вместе с ним учился на курсах. Капитан рассказал, как высаживался десант под Григорьевкой. [44]

К концу беседы мне показалось, что я давно уже знаю своего нового командира.

— А вы не бывали на 39-й батарее перед войной? — спросил я.

— Да, — ответил Головин. — Я часто приезжал туда с инспекцией штаба военно-морской базы.

— Значит, там я вас и видел.

От воспоминаний об Одессе перешли к текущим делам.

— Сегодня же начнем комплектовать бронепоезд, — сказал Леонид Павлович. — Вы займитесь пулеметчиками. Выбирайте обстрелянных, побывавших в боях.

Желающих попасть на бронепоезд во флотском экипаже оказалось много. Но Головин отбирал только специалистов: комендоров, связистов, железнодорожников. Все они уже бывали в боях: одни под Одессой, другие на Ишуньских позициях, третьи приняли боевое крещение в море, на кораблях. Большинство имело ранения и долечивалось здесь, в батальоне выздоравливающих.

Работник отдела комплектования капитан Карагодский возмущался:

— По штату вам положены и строевые, почему их не берете? А одних специалистов я не дам. Думаете, они другим не нужны?

Головин доказывал, что и строевые должны иметь специальности: ведь в бою надо будет заменять выбывших из строя.

Пока они спорили, я подыскивал себе пулеметчиков. Вскоре возле меня стояли крепкие, надежные ребята: Баранов, Шарапкин, Чувыкин, Чумичев, Макаренко, Асеев, Кривобоков. Люди обстрелянные, мастера своего дела. По моей просьбе капитан зачислил их в экипаж бронепоезда командирами отделений. Они сейчас — же начали «вербовать» себе подчиненных.

Перед обедом капитан Головин сказал, что назначены два командира бронеплощадок. Они уже набирают людей из состава выздоравливающих.

Мы так увлеклись формированием, что не заметили, как промелькнуло время обеда. Пошли в столовую. Там как раз обедал батальон выздоравливающих. Среди моряков замечаю двух молодых лейтенантов. [45]

Один из них сразу же приковал мое внимание: черноволосый, красивый. Так это же Кочетов! Тот самый, которого видел 21 июня под Очаковым! А кто же с ним? Да, сомнений нет: это его друг. Буценко. Хотелось подойти, но удержался: вряд ли они помнят меня.

Смотрю, Кочетов кого-то заметил и побежал. Уже у выхода хлопнул какого-то краснофлотца по плечу. Тот обернулся. Терещенко! Правый нападающий! Тот самый, что забил нам тогда два гола!

Быстро подхожу к ним. Лейтенант Буценко тоже. Встреча была трогательной. Кочетов оглядел Василия с ног до головы, крепко обнял.

— А мы тебя уже похоронили. Ну, выкладывай. Где был? Здоров?

На стриженой голове Василия белели шрамы. Он рассказал, что после ранения его в бессознательном состоянии доставили на каком-то баркасе на Тендровскую косу, потом в Скадовск, а оттуда теплоходом «Котовский» в Севастополь. Почти два месяца провалялся в госпитале на Максимовой даче. А теперь вот в батальоне выздоравливающих. Уже почти здоров, но никак не удается выпроситься на фронт.