Нгуен Тяу - След солдата

– Не надо, не говорите о нем!

– Старику ничего не удалось узнать?

– Старик ушел, и сегодня мы с вами здесь одни. Лучше расскажите, как вы воюете там, у Такона…

Лыонг стал рассказывать. Говорил он много и, как ему казалось, неинтересно, но Сием ловила каждое его слово.

– Знаете, - неожиданно прервала она, - я видела сон, будто вас убили. Я так плакала. Хотя… Мне было очень жаль вас, но я не буду больше говорить об этом. Ведь вы, наверное, как все люди с равнины, считаете, что говорить о смерти - значит накликать ее…

– Откуда вы знаете про эти предрассудки?

– Я в детстве тоже жила на равнине… Лыонг, когда разобьете американцев, вы где будете?

– Это командованию виднее, а я не знаю. Слышали небось, как солдаты поют? «Мы идем туда, где враг» - слова в песне такие…

– У вас какое-нибудь дело к старику? Вы поэтому пришли?

– Да нет, пара дней свободных выдалась, вот и решил навестить его… и вас.

– Вы откуда родом?

– Издалека. У нас большинство - издалека.

– Я знаю. Помните, как вы появились у нас в первый раз? Я уже тогда знала, что вы из Освободительной армии и что вы издалека…

«Я нравлюсь ей, она, наверное, любит меня!» Привыкший только к окопам, Лыонг рванулся было встать и уйти, но не хватило духу расстаться вот так, сразу, и пришлось излишне внимательно разглядывать висевшее на стене охотничье ружье Фанга, а потом опустить взгляд на плясавшее в очаге пламя.

Тхай Ван часто вспоминал ту ночь, когда он простился с замполитом Кинем и вслед за Лы и Каном отправился в артполк «Кау». Привязав свертки с одеждой к вещмешкам, которые они взяли на голову, все трое вплавь переправились через реку Себангхиенг. Студеная вода острым ножом резала тело. На середине реки они услышали, как по ту сторону, в разрушенном лаосском селе, громко запел петух, приняв осветительные ракеты за пробуждавшуюся зарю.

Лы с удовольствием наблюдал за проворными и точными, как у заправского солдата, движениями Тхай Вана, когда тот плыл - оказалось, что плавает он очень хорошо, - и когда одевался, и когда проверял личное оружие уже на берегу. Имя Тхай Вана хорошо было известно солдатам, и весть о том, что Тхай Ван находится сейчас в действующей армии, разнеслась молниеносно. О встречах с ним солдаты с жаром рассказывали друг другу, припоминая мельчайшие подробности. Один описывал, как встретил Тхай Вана у ручья неподалеку от перевала; какой-то совсем юный боец со смехом рассказывал, как Тхай Ван в очках переплывал реку; кто-то припомнил, как слушал его стихи еще во время войны против французских колонизаторов. Тут же читали стихи Тхай Вана, учили их наизусть, а те, кто сам пробовал сочинять стихи или хотя бы частушки, вообще говорили о нем не иначе, как почтительно-приглушенными голосами.

Каждый солдат, пусть это даже самый обычный каптенармус, готов поговорить на любую тему. Солдаты - удивительно осведомленный народ. Кажется, нет ничего, чего бы они не знали. Посидите с кем-нибудь из них, послушайте их разговоры. Чего вы только не услышите! Они знают и то, где стоит такой-то полк или такая-то дивизия, и какие операции недавно закончились, и куда к кому приехал сейчас ансамбль, и у какой из его солисток сел голос, а какая схватила простуду, и кто из командиров горяч, а кто сдержан… На фронте знакомства завязываются легко и просто, а новости распространяются с ошеломляющей скоростью. Для этого подходящ любой случай: смена подразделений на передовой; встреча на складах, куда приходят за пайком; пройденный вместе участок дороги; ночевка на марше в одном гамаке; обед в джунглях; вылазка в разведку и тому подобное. Добавьте еще свойственные молодости любознательность, тягу к общению и затаенную мечту выглядеть бывалым солдатом. На фронте все чувства до предела обострены, каждый, как губка, впитывает все происходящее: у всех навсегда остается в памяти первый бой или первая вылазка к неприятельскому посту, впервые увиденное «кладбище» американских солдат или первый пленный солдат марионеточной армии…

Со всем этим сейчас как раз и столкнулся Тхай Ван. Больше всего его восхищало то, что у каждого бойца в вещмешке рядом со сменой белья и разной необходимой мелочью обязательно лежала записная книжка. В этих маленьких книжицах, аккуратно обернутых в полиэтилен и густо исписанных разноцветными чернилами и пастой, а то и просто карандашом, бойцы вели подробные дневники. Некоторые из таких дневников Тхай Вану удалось прочитать. И всякий раз он вспоминал то время, когда сам был таким же молодым солдатом, как те, кого он встречал сегодня. Солдаты революции в те годы умели держать в руках только винтовку и плуг. Тех, кто любил все записывать, в шутку называли тогда буржуями, самого Тхай Вана тоже так звали. Тхай Ван вспомнил By, командира батальона, у которого Тхай Ван был тогда замполитом. Этот замечательный, прославленный командир, в котором бойцы души не чаяли, а имя которого наводило страх на врага, начал учиться грамоте только в армии. Бойцами в их батальоне были тогда многодетные крестьяне.

«У каждого поколения солдат свой облик, каждое по-своему прекрасно», - думал Тхай Ван.

Вместе с Лы и Каном Тхай Ван нагнал артполк «Кау». Место его стоянки казалось совсем глухим. Вокруг были высокие, густо заросшие склоны. Не успел Лы снять с плеч вещмешок, как получил приказ выступить с группой топографов в направлении Такона. Уходя, он передал Тхай Вану на хранение кое-какие завернутые в накомарник вещи и общую тетрадь, бережно обернутую в полиэтилен. Тхай Ван пролистал несколько страниц, густо исписанных неровным, торопливым почерком, и тут же спросил:

– Можно прочитать?

– Пожалуй, можно, - ответил Лы после некоторого раздумья.

Тхай Ван нашел укромное место, где никто не мог помешать ему, и открыл первую страницу дневника Лы.

« 27 сентября.Вышли на берег реки «Б». Полдень, жарко. Неужели это та самая река, про которую мы говорили на уроках литературы и во время политзанятий? Стремительный поток несется меж израненных каменистых берегов. Вдоль берега разбросаны закопченные камни. Густой мох в расселинах, какие-то деревца с узкими длинными темными листьями, тыльная сторона которых, будто припудренная, покрыта беловатым налетом, - все это в копоти от непрерывных бомбежек. Грязь и тина, поднятые со дна взрывами бомб, густыми лепешками лежат на ветках. Оба берега - и склоны холмов, и каменистые, поросшие редкими деревцами полоски земли, - будто язвами, испещрены следами разрывов бомб. Судьба реки тесно переплелась с судьбой страны.

Перед тем как закатать брюки и войти в воду, я несколько минут молча смотрел на противоположный берег. По телу пробежала дрожь, сердце гулко билось, меня вдруг точно огнем обожгло, слезы застилали глаза - по ту сторону лежала другая половина моей страны, горящая половина моего дома, половина моего сердца, которую топтали американские солдаты. Друг за другом, держась, как за трос, за перекинутые с берега на берег две прочно связанные крупные лианы, мы начали переходить реку вброд. «Трос» уже стал блестящим от прикосновения множества цеплявшихся за него рук. Товарищ, шедший следом за мной, зачерпнул в панаму воды и с жадностью принялся пить. Другие наполняли фляжки. Мы невольно обратили на себя внимание солдат из транспортной роты, которым река была уже знакомой: они проезжали здесь по два раза в день. Раздевшись, они прыгнули в воду и принялись плескаться и плавать, перебрасываясь шутками.