Нгуен Шанг - Когда дует северный ветер

«Едва машина остановилась у ворот, дети бросились врассыпную между домами, ликующими голосами выкликая великую весть.

И не успел он и глазом моргнуть, потянулись друг за дружкой соседи — отовсюду, с самых дальних концов деревни. Ведь он был теперь не просто сыном своих родителей, членом своей семьи… Дом его — маленькая хижина у реки. Табуреток, конечно, на всех не хватило, соседи садились на топчаны и лежанки, но и там скоро не оказалось места. Тогда земляки высыпали во двор. И здесь, на дворе — его не успели даже подмести, — в тени старого мангового дерева расселись уже повольготней: ребятишки прямо на земле, а взрослые, как положено, на корточках. Народу собралось — не сосчитать. Всех, от мала до велика, наверно, более сотни. Пускай, потребовали соседи, сам он усядется посреди двора на табуретку повыше, чтобы все могли его увидеть…»

Так в рассказе «Сын, вернувшийся издалека», написанном Нгуен Куанг Шангом после 1975 года, изображено возвращение на родину человека, юношей еще ушедшего на войну с французскими колонизаторами, дравшегося потом против янки и наконец, тридцать лет спустя, встретившегося со своей семьей, с земляками. Наверно, точно так же встречали и самого Нгуен Куанг Шанга, когда после освобождения Юга вернулся он в родную деревню, многолюдную и изобильную, что стоит на равнине Намбо, у самого берега Меконга, в провинции Анзианг, близ границы Вьетнама с Кампучией.

В этом же рассказе Нгуен Куанг Шанг описал обстоятельства, при которых герой его ушел на войну:

«…В то утро, тридцать лет назад, отец, как обычно, встал спозаранку. Как раз в это время сын каждый день уходил в школу. Но сегодня его почему-то нигде не было видно, и отец громко окликнул его. Не слыша ответа, отец вошел в комнату, приподнял накомарник и увидал своего лежебоку, с головой закутавшегося в одеяло. Он сдернул одеяло… Нет, это не Дак, его сын, лежал на кровати! Под одеялом покоилась длинная подушка. Отец вскрикнул…»

Итак, сын тайком ушел из дома в солдаты. Быть может, точно так же ушел из дому и сам Нгуен Куанг Шанг в начале 1946 года, когда французские войска снова завладели Сайгоном и всенародная война Сопротивления охватила землю Юга, а вскоре и весь Вьетнам. Война эта завершилась в 1954 году победой под Дьенбьенфу. Но тогда, в сорок шестом, Нгуен Куанг Шангу было неполных пятнадцать лет. Вступив в армию, он стал связным, потом — сотрудником службы по пропаганде и психологической обработке вражеских войск. От реки Тиензианг, протока Меконга, он перебрался к реке Хэузианг, другому рукаву великой Реки Девяти Драконов [1] Река Девяти Драконов — вьетнамское название Меконга. — Здесь и далее примечания переводчика. , и обошел всю ее дельту.

В 1954 году он ушел на Север [2] В соответствии с Женевскими соглашениями по Индокитаю 1954 г., положившими конец войне Франции против народов Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, с территории Вьетнама, расположенной южнее 17-й параллели, по которой прошла временная граница между Севером и Югом, были выведены на Север, в ДРВ, части Народной армии. Вместе с ними ушли также многие участники партизанского движения. и вскоре напечатал в ханойском еженедельнике «Ван нге» [3] «Ван нге» («Литература и искусство») — газета, являвшаяся в середине 50-х годов органом Ассоциации литературы и искусства ДРВ; ныне — орган Союза писателей Вьетнама. свой первый рассказ. А потом, короткое время спустя, стал известен не только как новеллист, но и как автор романов, а еще позднее — театральных пьес и киносценариев. Книги его издаются у нас и переводятся в других странах, с успехом идут его фильмы (кстати, снятая по сценарию Шанга картина «Дикое поле» удостоена Первой премии на Московском международном кинофестивале в 1981 году). Он возглавляет созданный при Правлении Союза писателей Вьетнама Совет по кинодраматургии.

И прежде на Юге, в Намбо, было немало известных писателей; к тому же — здесь уместно упомянуть об этом — вьетнамский латинизированный алфавит, которым мы пользуемся сегодня, впервые получил широкое распространение именно на Юге, начиная с конца прошлого века. Но из-за политики французского колониализма, лозунгом которого было «разделяй и властвуй», широкому читателю и в Северном, и в Центральном Вьетнаме были почти неизвестны литературные произведения, созданные на юге их родины. Лишь после 1954 года, когда в Демократической Республике Вьетнам, территория которой охватывала половину нашей страны, началось строительство социалистического общества, благодаря книгам писателей-южан, перешедших на Север, — большая часть их принадлежала к тому же поколению, что и Нгуен Куанг Шанг, — литература Намбо получила широкую аудиторию и признание и стала неотъемлемой и важной частью всей вьетнамской литературы, придав ей еще большее многообразие и богатство.

Потом началась война с американскими захватчиками. Нгуен Куанг Шанг, как и многие другие писатели-южане, вернулся в Намбо. Снова военная судьба ведет его из края в край дельты Меконга, но при этом ему ни разу не удалось побывать в своей деревне, увидеть старую пристань на реке, у которой он плескался и плавал мальчишкой, деревенскую школу, где он учился, и родной дом, где днем и ночью ждал его старый отец. Лишь после 30 апреля 1975 года, когда был освобожден весь Юг, смог он вернуться домой.

Какова же она, дельта Реки Девяти Драконов? Чем дальше к югу, тем больше недавно освоенных земель, земель «скитальцев и ссыльных». Люди, не имевшие права селиться на этих землях, тем не менее поднимали здесь новь, и потому в этих местах то и дело вспыхивали восстания. Тут, у моря, кончается земная твердь. И у человека остается лишь два выхода: утратив волю и веру, броситься головою вниз в море и разом покончить все счеты с жизнью или, вцепившись намертво в землю, бороться и выжить. Сюда большей частью приходил люд рисковый и бесшабашный, непокорный, но свято верный слову и долгу, легкий на подъем и презирающий богатства земные, точно сор и солому. Они чтили лишь душевное благородство и приверженность правому делу. Нет, не нужны им были роскошные хоромы, потому что прежде они никогда не живали подолгу на одном месте. Жилищами их были времянки, ставившиеся то тут, то там; и если где-то гнет и поборы делались невыносимыми, люди эти покидали недолговечные свои жилища и шли дальше и дальше. Они никогда не носили нарядов и украшений, ели что бог пошлет и не очень пеклись о завтрашнем дне. Ведь они прежде не уверены были, доживут ли до завтра. А уж если — верили — доживут, то прокормятся трудами рук своих — на реке ли, в поле близ протоки или в ближнем лесу. Они радушны и гостеприимны, потому что познали тоску и одиночество. Оттого-то и ценят превыше всего преданность и дружбу. И готовы всегда поделиться горстью риса, скудной одежкой, ибо сами испытали сполна голод, нужду и лишенья. Но сильнее всего в них ненависть к врагам и насильникам…