Мариус Габриэль - Маска времени

— Тебе лучше знать. Ведь ты убийца. Это ты убил мою мать.

Дэвид уставился на Кейт. Девушка даже заметила, как появились красные прожилки вокруг голубых зрачков отца. Затем он бросил дневник в лицо Кейт.

Все произошло так быстро, что девушка даже не успела поднять руки, чтобы загородить лицо, — из глаз словно посыпались искры.

Дэвид посмотрел на дочь сверху вниз.

— Ты и больше никто. Только ты убила свою мать. Такого Кейт никак не ожидала.

— Нет! Нет!

— Ты убила ее! Ты! Не я. Она истекла кровью во время родов.

Кейт зарыдала:

— Это была только твоя ошибка и больше ничья.

— Ложь. Все это не имеет ко мне никакого отношения. Я был в Германии, в лагере для военнопленных. И только ты убила свою мать, находясь еще в утробе. Ты разорвала ее тело на части.

Кейт в ужасе зажала уши:

— Нет. Это ты бросил мою мать. Ты оставил ее умирать.

— Как ты смеешь бросать мне в лицо подобные обвинения? Что ты знаешь обо всем этом?

— Знаю. Ты оставил мать, а потом и меня.

Кейт показалось, что отец вновь собирается ударить ее.

— Я заботился о тебе, маленькая неблагодарная замарашка, совесть моя чиста.

— Слишком дешево ты ценишь свою совесть, если ее можно успокоить, выплачивая десять фунтов в месяц.

Дэвид тяжело дышал, его безупречно красивое лицо исказил гнев:

— Вполне достаточно для той, которая решила даже имя у меня украсть.

— Я не крала ничьего имени.

Дэвид расхохотался, грубо, цинично:

— Еще неизвестно, мой ли ты ребенок.

— Твой. Мать не была шлюхой.

Дети хозяйки собрались у открытой двери и внимательно следили за происходящим. Джун Коттерелл протиснулась сквозь них, пылая от гнева и смущения:

— Ради Бога, что происходит?

— Кто была твоя мать, мне лучше известно, — выпалил Дэвид. — И если она и была шлюхой, то все равно она была такой женщиной, какой тебе никогда не стать.

Джун не выдержала и закричала:

— Дэвид, Бога ради, прекрати!

— Я ненавижу тебя, — выпалила Кейт, словно бросая каждое слово в отца. — Все равно ты виноват, виноват. Я ненавижу тебя . Ты оставил мать умирать. Ты отвернулся от меня! — При этих словах в комнату вбежала Эвелин. Кейт бросилась к ней на грудь. — Зачем? Зачем меня привезли в Англию? Зачем забрали из Италии? Я не хотела ехать! Мне не нужна ваша жалость. Не нужны мне ваши деньги и тряпки. Он не хочет, чтобы я была здесь. Он никогда не хотел. Это ошибка! Ужасная ошибка!

Кейт обессилела и не могла даже идти. Она плакала навзрыд, и слезы текли по щекам. Дети смотрели на плачущую девушку, раскрыв от удивления и страха рты.

Дэвид продолжал тяжело дышать:

— Ну, ты добилась того, чего хотела, Эвелин.

— Дэвид, пожалуйста.

— Посмотри на нее, Эвелин. Почитай ее дневник. А потом скажи еще раз, что это чудовище — действительно моя дочь.

— Дэвид!

Он развернулся и вышел из комнаты. Джун, взглянув с испугом на Эвелин, увела прочь своих детей и закрыла за собой дверь, оставив двух женщин наедине.

Кейт продолжала рыдать, и неожиданно всякая боль и ненависть исчезли куда-то.

— Я больше не могу выносить это, — произнесла Эвелин обманчиво спокойным тоном.

— Отправьте меня домой, — взмолилась, рыдая, девушка.

— Родственники уже давно отказались от тебя. И если ты вела себя с ними так же, как сейчас, то я нисколько не удивляюсь их жестокосердию.

Кейт почувствовала дрожь в коленях и решила сесть на постель. Блестящими от слез глазами она внимательно посмотрела на склонившуюся над ней женщину:

— Он убил мою мать.

— Если уж говорить об этом, — бесстрастно заметила Эвелин, — то здесь Дэвид абсолютно прав. Вы вдвоем загнали эту женщину в могилу.

— Я ни в чем не виновата! Ведь я не просилась на этот свет!

— Что ж. Первый серьезный аргумент. Но заметь, что и Дэвиду не очень-то нужно было твое рождение. Однако ты родилась. А твоя мать умерла при этом. Вот и все. И уже ничего нельзя изменить. Поэтому перестань плакать.

Кейт с трудом справилась со слезами, ненавидя сейчас эту женщину за ее невозмутимое спокойствие и в то же время признавая чужую силу. Она подобрала свой дневник с пола и увидела, что некоторые страницы замялись, когда Дэвид бросил тетрадь ей в лицо. Кейт начала разглаживать изломы трясущейся ладонью, а затем закрыла дневник и прижала его к груди, ощущая прикосновение мягкой кожи обложки:

— Это мой дневник. И он не имел права заглядывать сюда.

— Я бы никогда не купила тебе тетрадь, если бы знала, что ты туда собираешься записывать.

— Значит, и вы читали мои записи?

— Да. Твои познания в английском просто великолепны. Жаль, что ты использовала свои знания на подобную чушь. Без сомнения, все это давно угнетало тебя, и ты позволила своим чувствам выплеснуться на бумагу. Не могу передать, какое ужасное впечатление произвела на меня эта сцена. И я больше не хочу быть свидетелем чего-то подобного.

— Но написанное мной — абсолютная правда!

— За одним исключением: ты никогда не знала своей матери. Поэтому даже странно предположить, что ты можешь испытывать к ней какие-то особые чувства. В тебе говорило не настоящее горе, а желание выставить себя в трагическом свете. А вот этого я всегда терпеть не могла.

Кейт почувствовала, как ее ненависть к отцу постепенно утихает. В конце концов, он просто человек, вспыльчивый и страстный одновременно. В этом Кейт очень похожа на своего отца — ведь в жилах у них текла одна кровь. Но ледяной холод Эвелин показался чем-то совсем странным, что находилось за гранью понимания Кейт.

Эвелин подошла к окну, и ее высокая стройная фигура стала еще изящнее и стройнее на фоне голубого неба.

— Послушай меня внимательно, Кейт. Больше всего на свете я ненавижу недомолвки, поэтому давай все сделаем ясным и понятным. Так или иначе, но ты все равно останешься с нами. Мы тебя никогда не отправим назад, в Италию, как бы плохо ты себя ни вела. Мне известно о твоем поведении в школе Святой Анны: драки, вспышки гнева. Если ты не приживешься в этой престижной школе, то мне придется отправить тебя в лечебницу, где умеют обращаться с подобными детьми. И ты даже представить себе не можешь, какие тебя ждут там трудности. Будь уверена, переломить твой гордый нрав им не составит особого труда, причем довольно быстро, и в подобном заведении вряд ли ты сочтешь свою жизнь счастливой. Лучше постарайся сама как-то справиться с собой. Ты все поняла, что я сейчас сказала?

Кейт уставилась в пол.

— Да, — еле слышно произнесла она.

— Вот и хорошо. Но только я хочу, чтобы ты постаралась запомнить одну очень важную вещь. В конфликте, где присутствуют дисциплина и необходимость, с одной стороны, и интеллект — с другой, всегда побеждает первое. Именно по этой причине твои предки из Римской империи смогли покорить столько народов, а ведь некоторые были намного цивилизованнее своих поработителей. Наверное, ты и в истории преуспела не хуже, чем в иностранных языках. Так постарайся стать настоящей римлянкой, а не гречанкой. Для начала тебе следует извиниться перед отцом.