Аскольд Шейкин - Опрокинутый рейд

Он торопливо простился и пошел вниз по улице. Провожая его глазами, Шорохов думал: «Итак, Мануков — самозванец. То, как он познакомился с варенцовской дочкой, ложится тут кстати. Но ведь мало того! Для истинного купца вся его гордость: „Мой товар… Моя лавка… Моя, еще от дедов, фамилия…“ А тут?.. К тому же знакомство с британскими офицерами, беседа в усадьбе с полковником, допрос, который он мне там устроил… Какой там купец! Он, как и я, секретный агент. Только из белых. В этом и дело».

— Пошли-ка, сударь, домой, — оборвал его думы Митрофан Степанович. — А то маешься-маешься…

Перед ужином через посредство Митрофана Степановича Шорохов купил у некоего Павла Ивановича Шилова пачку акций. По номиналу это было на девяносто тысяч рублей — довольно толстая кипа, в том числе и два десятка тульских. Отдал он за все это шесть тысяч, правда, николаевскими, то есть самыми дорогими из русских денег, ходивших в белом тылу. Зато на именных акциях Шипов сделал передаточные надписи, акции на предъявителя сопроводил распиской, хотя этого и не требовали обычные правила.

— Вам исключительно повезло, — уверял Митрофан Степанович, в домашнем кабинете которого все это происходило. — Золотое дно. Со временем богатейшим человеком станете. Сегодняшний день, прямо скажу, навсегда вас счастливым сделал.

— Обстоятельства. Разве б я стал? — вторил ему Шипов. — Даром отдаю. Любой подтвердит.

Но по виду его было ясно, что он нисколько не огорчен. Шорохов же, рассовав по карманам пиджака пачки разноцветных листов, и действительно почувствовал себя гораздо уверенней.

Ввалились Варенцов и Нечипоренко. По-хозяйски шумно прохаживались по комнатам, повторяли:

— Оч-чень, очень благополучно… Оч-чень…

— На денек бы пораньше…

— Но и так уже оч-чень, оч-чень…

Подали ужин. И только стали есть — заламывая руки, в гостиную вбежала Варвара Петровна.

— Господи правый! — кричала она. — Казаки! Нехристи! Митрофан Степанович поднялся из-за стола:

— Что городишь? Казаки — да нехристи?

Но в гостиную уже ворвалось с десяток калмыков в высоких меховых шапках, с кривыми шашками. Митрофан Степанович натужно закричал:

— Я член городской управы! Если немедленно не покинете моего дома, завтра же принесу жалобу главному коменданту города есаулу Кутырину!

— Эй! — взмахнул нагайкой один из ворвавшихся. — Давай комиссара, бачка! Комиссара где прячешь?

— Какого комиссара? — еще громче закричал Митрофан Степанович. — О чем говоришь, халда!

Шорохов продолжал сидеть за столом Если пришли за ним, то момент выбран самый неподходящий. Он и без нагана-то руку может поднять лишь с трудом.

— Деньги давай! — заорали налетчики сразу в несколько голосов. Требование выдать комиссара уже было забыто. Рылись в шкафах,

буфетах, срывали занавеси с окон, валили на них все, что подворачивалось под руку, стягивали в узлы. Варвара Петровна жутко вопила где-то в глубине дома.

В дверях вырос Мануков. Позади него стояли два офицера. Налетчики, ни слова не говоря, побросали на пол узлы, вышли из комнаты. Офицеры последовали за ними. Мануков же, ни на кого не обращая внимания, сел к столу, закрыл глаза. Шорохову было непонятно, почему он ведет себя так. От усталости? От необходимости срочно принять какое-то нелегкое для него решение? От нежелания видеть весь этот разгром в доме, наконец?

Мануков встал.

— Простите, господа, — сказал он. — Должен огорчить. Завтра утром нам предстоит ехать дальше.

— Завтра? — визгливо переспросил Нечипоренко, тоже сидевший у стола. — Хоть уж с обеда. Еще и половины дела не сделано.

— Не просто утром. Едва рассветет.

В этот момент Митрофан Степанович, багровый, с всклокоченной бородой, натыкаясь на стулья, покинул комнату. Варенцов ушел вслед за ним.

— В вашем, Христофор Андреевич, распоряжении еще вечер и ночь. Да и день, надеюсь, не был потерян, — Мануков говорил, глядя на дверь, за которой Варенцов и Митрофан Степанович скрылись, затем обернулся к Шорохову: — Как себя чувствуете?

— Уже ничего. Но если ехать весь день… У меня, по-моему, перелом ребра.

— Сочувствую. От вас, впрочем, потребуется только сидеть в экипаже. Это лучшее, что я могу вам пока предложить. Не так ли?..

Когда они остались вдвоем в отведенной им комнате, Мануков продолжил разговор.

— Ну а ваши успехи? — он требовательно смотрел на Шорохова. — Разумеется, кроме тех, что отпечатались у вас на физиономии. Тоже с головы до ног засыпались сахаром? Тайные склады, шифры… Или по-прежнему лишь ходите, смотрите? Поучать я никого не собираюсь, но все же?

Шорохов не отозвался. Слова Манукова подтверждали, что он и в самом деле никакой не купец. Возмущаться чужой пассивностью? Да это же благо! Меньше еще одним конкурентом… Купец ни думать, ни говорить так не будет. Как, впрочем, и не станет оправдываться, почему какой-либо товар не купил и вообще почему, хотя другие уже вовсю разворачиваются с торговлей, он «лишь ходит, смотрит». И стоит ли поэтому сейчас ему отвечать?

Но главной причиной, почему Шорохов промолчал — слова в конце концов нашлись бы, — было другое. Как раз в эту минуту он начал снимать пиджак и тут обнаружил, что у него на шее нет галстука! Он сразу вспомнил: перед тем как перебинтовывать ему грудь, парикмахер снял его и положил на столик. И Шорохов был тогда в таком состоянии, что потом про это забыл. Что же делать теперь? Вернуться, поднять старика с постели? Пугать? Давать деньги? А если он ночует где-нибудь в другом месте? Перебудоражить весь город? И конечно, привлечь к такой подробности в своей одежде внимание Манукова? Тот сразу поймет, в чем дело. Он ведь тоже агент.

«Другой галстук у меня есть, — попытался успокоить себя Шорохов. — Есть и заколка. Латунная. Но издали кто отличит? Однако сколько я был без знака? Часа три. Повезло».

— Да что с вами, друг мой, — ворвался в его сознание все так же требовательный голос Манукова. — Вы меня вовсе не слушаете. Зря. Хотите новость? Хотите! Хотите! Я вижу!.. Завтра состоится военный совет корпуса. И знаете где? В Кочетовке. А это где? Отсюда в двенадцати верстах. Опять же — в каком направлении? Ах, тоже не знаете? На Рязань. Рязань! В сторону Москвы. Вас это устраивает?

— Меня больше бы устроила Тула, — ответил Шорохов, распрямляя повешенный на спинку стула пиджак, а на самом деле едва заметно заминая его лацканы. — И притом еще, чтобы этот город заняли в большем порядке, чем Козлов. Его все-таки потрепали.

— Вот тебе раз! Но какая сила туда вас влечет? Может, у вас там душа-девица?.. Я жду! Что там у вас в самом деле?

Как и тогда на рассвете, в усадьбе, он вновь заговорил тоном допроса. Секунду Шорохов колебался. Отвечать? Сказать, что в кармане пиджака у него тульские акции? Какой смысл!