Аскольд Шейкин - Опрокинутый рейд

— Вот вам, пожалуйста, — Мануков назидательно кивнул в сторону Шорохова. — Бьюсь об заклад: сей юный рыцарь плаща и кинжала услышал ваши слова и уже сейчас хочет взять себе все, что ему в дальнейшем будет принадлежать. И как прикажете в данном случае к этому относиться?

Михаил Михайлович сел на скамью, зажал мальчишку коленями, схватил за уши и, будто листочки бумаги, начал скручивать их в своих длинных и тонких пальцах. Мальчишка зашелся в крике.

Мануков первым не выдержал:

— Хватит. В конце концов, у нас тоже нервы.

Михаил Михайлович отшвырнул мальчишку. Тот тяжело шлепнулся на пол. Привстал. Снова упал. Наконец толкнул дверь и выбежал из избы.

— Вы их не знаете, — Михаил Михайлович брезгливо вытирал руки об оконную занавеску. — А я в Москве насмотрелся. В подвалах, в люках под улицами. Набежали со всей страны, будто для них в этой красной столице медом намазано. Знаете, как они официально называются? Беспризорные. Им всего лишь недостает призора! И хотите московский анекдот? Чека устраивает на эту публику облавы. Думаете, чтобы пустить ее на фарш для свиней? Как бы не так, прекраснейший! Одевать, обувать, кормить и учить.

— Да хватит, — вновь прервал его Мануков. — Кто вы: солдат или баба?

Косясь на Шорохова, Михаил Михайлович подсел к столу, налил себе в кружку молока.

— Хотя бы руки помыли, — проговорил Мануков и тоже покосился на Шорохова.

Он встал, вышел на крыльцо. Было ясно: подозревают в заразном заболевании. Холера, тиф сейчас почти всюду. И что делать, если в самом деле так? Дом далеко. Еще неделя. Не меньше.

Уже стемнело, но светила луна. Из-за угла избы ему махал рукой, подзывая, мальчишка-поводырь.

— В сарае, куда вашу повозку вкатили, дядечка ждет, — с натугой прошептал он, едва Шорохов приблизился.

Связной!

Шорохов возвратился к крыльцу, постоял, прислушиваясь. Сквозь раскрытое окно доносились спокойные голоса Михаила Михайловича и Манукова. Едва ли они его сейчас хватятся.

Слепого Шорохов увидел сразу. Он стоял в сарае сбоку от входа.

— Браток, — услышал Шорохов, — где здесь ближайший аптекарский магазин?

К подобной обстановке пароль подходил не очень, но на такой случай он и не был рассчитан.

Отошли в глубь сарая, в темноту, к откосу из сена.

— Первое, что должен тебе передать, — сказал связной, — это благодарность за елецкую сводку. Мне поручено.

— Понимаю, — дрогнувшим голосом ответил Шорохов.

— Второе. Нужна подробная сводка о Манукове.

— Понимаю, — повторил Шорохов. — Но совсем не бываю один. За эти дни ничего не мог записать.

— Давай главное, — нетерпеливо прервал связной. — У нас на встречу минуты.

Шорохов глубоко вздохнул. Ждешь-ждешь, а когда дождешься…

— Если о Манукове, — сказал он, — то все, что я про него сообщал, остается: агент. Но только он наверняка из Северо-Американских Соединенных Штатов. Как понимаю, его задача: выяснить, что наделе из себя представляет Мамонтов. Стоит ли миссиям западных стран его поддерживать, выдвигать. Второй из нашей компании — Михаил Михайлович. Фамилии не знаю. Убежден, что он тоже агент. Но у него особый интерес к английским офицерам, которые служат у казаков, к майору Вильямсону из британской миссии при штабе Донской армии. В Грязях у них была встреча с Мамонтовым. Я при этом присутствовал.

— Что еще?

— Как сообщил сегодня днем хорунжий второй сотни Шестьдесят третьего полка Сводной донской дивизии, порученец при ее штабе Павел Иванович Дежкин, в составе корпуса сейчас всего только шесть тысяч штыков и сабель, причем четвертая часть их занята на охране обоза и в генеральном бою принять участия безусловно не сможет. Общая длина обоза, как он сказал, — полдня скакать верховому. Настроение казаков — поскорее уйти на Дон. Таким стремлением особенно охвачены полки, идущие от станции Грязи под командой самого Мамонтова. От многих офицеров этот хорунжий слышал, что все те полки уже полностью небоеспособны. В наступлении на Воронеж ни их рядовые, ни командиры участия принимать не намерены, и настолько, что никакой силой их не заставить. Он же сказал, что сегодня на рассвете в штаб дивизии прибыл офицер от Шкуро. Приняли дорогим гостем. Многого от его приезда ждут. Означать это может только одно: в ближайшие дни корпус Шкуро пойдет на прорыв к мамонтовцам.

— Погоди, — прервал связной, и Шорохов услышал, что он шепотом повторяет про себя его слова.

«Милый ты мой, — с внезапной теплотой к связному подумал он. — И тебе-то дело это непривычно. А вот надо — пошел».

— Давай дальше, — попросил тот.

Шорохов заколебался: сказать ли, что был в Москве? Что появление там елецкой связной расценил как приказ ничего не предпринимать для мануковского ареста? А чемодан с деньгами?

— Главное, — требовательно напомнил связной.

— Позавчера в Грязи, в штаб корпуса, аэропланом прислали послание епископа Гермогена. Поздравляет с успешным походом на Москву. То же самое как дальнейшую цель рейда в разговоре с нашей компанией подтвердил Мамонтов. Из его слов запомнилось: «В чистом поле цепочка окопов никогда не сможет остановить конницу. Краскомы делают ставку на это, и тут их главный тактический просчет».

— Постой, — опять прервал связной.

Они едва успели зайти за экипаж. Ворота были распахнуты. На земляном полулежал прямоугольник лунного света. Вбежал Мануков, бросился к экипажу, но затем метнулся назад, к воротам, затворил их.

Ворота сразу начали сотрясаться от глухих ударов, сопровождаемых руганью.

Некоторое время в сарае было темно. Потом мрак стали рвать вспышки света. Мануков стрелял сквозь ворота. Снаружи, однако, по-прежнему доносилась ругань.

Шорохов узнал голос Семена Варенцова.

Ворота распахнулись. Укрывая руками голову, Мануков ринулся в открывшийся проем. Тут же, в пределах освещенного луной прямоугольника, Варенцов сбил его с ног. Сцепившись, они покатились по земляному полу сарая.

Варенцов был сильнее. Он отшвырнул Манукова и вскочил на ноги.

— Еще брешешь, что ты Николай Мануков! — кричал он, загородив собой выход; в руке его была шашка. — Я Николая как самого себя знаю! Его ты тоже убил?

Взмахами шашки он оттеснил Манукова в глубь сарая.

— Да! Я тоже Мануков! — донеслось оттуда. — И тоже Николай. И ростовскому Николаю двоюродный брат! И если меня принимают за другого, я тут при чем? Это Нечипоренко на вашего отца уголовника натравил! Чтобы закупленным не делиться!.. Что вы делаете!.. Показания свидетелей есть! Что вы делаете!..

В ответ раздалось:

— Ты Нечипоренко не трожь. Бога благодари, что здесь его сейчас нет. Он бы сам у тебя жилы повытянул!

Связной сжал руку Шорохова: