Евгений Федоровский - «Штурмфогель» без свастики

- Но я с самого начала задумывал делать перехватчик. Вы сами хорошо знаете, что бомбардировщики не моя стихия, а скорее Хейнкеля, — обернулся к нему Мессершмитт.

- А если бомбы спрятать внутрь фюзеляжа? — спросил Геринг.

- Тогда придется перекомпоновать всю кабину и систему управления. Короче, строить новую модель.

- Ну что ж, я скажу фюреру о «Штурмфогеле». Надеюсь, он согласится использовать самолет как перехватчик, — сказал Геринг и подошел к вытянувшемуся Вайдеману. — Вы, майор, доставили мне большое удовольствие своим мастерством.

Черные лакированные «мерседесы» увезли Геринга в Аугсбург. Там Мессершмитт хотел показать рейхсмаршалу свои основные заводы. Зандлер, оробевший перед столь высоким начальством, наконец пришел в себя.

- Завтра в шесть, Альберт, проведем серию последних испытаний, и, кажется, на этом наша работа закончится.

Вайдеман с состраданием посмотрел на посеревшего от утомления и болезни профессора — старик был уже не жилец на этом свете.

- Вам нужно отдохнуть, — сказал он вслух.

Зандлер махнул рукой:

- Какой тут отдых…

Он вытащил книжку и выписал чек на пятнадцать тысяч рейхсмарок.

- Вот вам за сегодняшний полет от Мессершмитта. Только, пожалуйста, не напивайтесь сегодня. Пихт ведь тоже будет сопровождать вас?

- Обещаю вам, что мы будем трезвы, как агнцы, — сказал Вайдеман, и сердце у него заныло от того, что Пихт, очевидно, полетит последний раз, если уж им заинтересовалась контрразведка.

«Неужели Пихт русский агент?» — подумал он, веря и не веря Коссовски.

Наутро синоптики дали обнадеживающий прогноз. Несильный ветер рассеял облачность. Еще в темноте Вайдеман, Гехорсман и Пихт приехали на аэродром. В предрассветном полумраке у машин возились дежурные техники.

По дороге на аэродром Вайдеман и словом не обмолвился о разговоре с Коссовски. Но его выдали глаза. Пихт догадался и встревожился.

«Времени нет. Значит, нужно сегодня», — подумал Пихт.

Он посмотрел на Гехорсмана. Карл сидел, безучастно глядя на дорогу. В последний момент Пауль засомневался в том, что немец сможет взорвать «Штурмфогель», и решил это сделать сам, едва представится возможность.

В столовой за кофе ни Пихт, ни Вайдеман, ни Гехорсман не проронили ни слова. Только когда они направились к своим стоянкам, Вайдеман, пряча глаза, бросил Пихту:

- Ты не подходи в воздухе близко. Можем столкнуться.

- Ладно, — ответил Пихт.

Ровно в шесть Вайдеман запустил двигатели. Пихт закрыл фонарь и тоже включил зажигание мотора.

- Прошу взлет, я «Сигнал», — передал он.

- Прогрейте мотор, черт возьми! — крикнул Зандлер.

Через минуту Пихт был в воздухе. «Действовать, действовать! Нельзя больше ждать ни минуты. Но как? Меня же эсэсовцы не пустят на стоянку… А если когда „Штурмфогель“ встанет на дозаправку?.. Тогда без помощи Карла все равно не обойтись».

О себе Пихт не заботился. Он думал сейчас о своей ближайшей задаче — взорвать «Штурмфогель».

Могуче гудел мотор. Винт золотили первые солнечные лучи. Поголубело небо, скрывая звезды в наступающем дне. В висках больно стучала кровь. Пихт посмотрел на высотомер. Семь тысяч метров показывали его короткие белые стрелки. Пихт надел кислородную маску и открыл краник. В нос ударила холодноватая струя. Он услышал свое дыхание — резкий вдох и выдох. Справа задышал вместе с ним индикатор подачи кислорода. Два белых сегмента то сбегались, то разбегались, открывая и закрывая клапан.

Пихт посмотрел вниз. «Штурмфогель» сидел на земле. Удивившись тишине в наушниках, он взглянул на регулятор рации. «Когда же я отключился? Надо быть внимательней!»

Он включил рацию и сразу же услышал крик Зандлера:

- «Сигнал», «Сигнал»! Будь ты проклят!

- Я «Сигнал». Прием.

- Почему вы молчали?

- Что-то стряслось с рацией.

- Немедленно идите на посадку! «Неужели все пропало?»

- Что произошло?

- Какие могут быть вопросы! Немедленно на посадку!

Пихт убрал газ и двинул ручку от себя. «Мессершмитт» быстро потянуло к земле.

Пихт прошел низко над полосой. Около «Штурмфогеля» стояло много людей.

- Прошу посадку, — сказал он положенную фразу.

- Да. Сделайте одолжение, — буркнул Зандлер.

«Конечно, они что-то пронюхали». Толкнувшись о бетонку, машина проскочила по полосе в лес и нырнула под маскировочную сеть. Пихт откинул фонарь.

- В чем дело? — спросил он у техника.

- Отравился оберштурмфюрер. Зандлер объявил пятиминутный траур.

К Пихту подошел Вайдеман.

- Почему ты молчал в воздухе? — холодно спросил он.

- Да вот рация… Эй, ефрейтор! Позови прибориста. Пусть проверит рацию!

Вайдеман, помявшись, спросил:

- Скажи, когда тебя сбили, как тебе удалось улизнуть от русских?

- Я же писал объяснительную записку командиру эскадры. Упал вдали от окопов, на земле шел бой. Спрятался в березовой роще, и там меня поймали. Бросили в кузов машины вместе с оберштурмфюрером Циммером… Грузовик застрял…

- Знаю. Как долго ты находился в плену?

- Да каких-нибудь часа два.

- А остальные дни?

- Говорю же тебе, прятался в березовой роще.

- Трое суток?

- А что же я должен был делать? И ночью и днем ходили русские. Я решил ждать, пока фронт не откатится.

- Ну, хорошо. — Вайдеман постоял с минуту и отошел.

«Действовать, действовать», — лихорадочно билась мысль. Пихт увидел Гехорсмана и незаметно приблизился к нему:

- Карл, когда-то ты обещал помочь мне…

- Обещал, — отозвался механик.

- Мы не должны пустить «Штурмфогель» в небо.

- Мы не в силах это сделать.

- В силах! — с ударением произнес Пауль.

- Как?

- Взорвать!

- Невозможно! Ведь это предательство!

- Предательство? Ты боишься предать Гитлера, который убил твоих детей? Если мы уничтожим опытный «Штурмфогель», мы приблизим час мира. Мы спасем тысячи людей. Ты же имеешь допуск к «Штурмфогелю»?

- А кто поможет мне?

- Когда «Штурмфогель» сядет на заправку и Вайдеман уйдет, сделай так, чтобы горючее потекло мимо горловины бака.

Гехорсман испуганно поглядел на Пихта и быстро пошел к стоянке. Время траура кончалось, начинались полеты.

Проводив «Штурмфогель» в воздух, Гехорсман почувствовал в ногах такую усталость, что сразу же лег на траву.

От земли тянуло теплом. Травинка, покачиваясь, касалась дряблой, морщинистой щеки, как будто гладила, успокаивая. В далекой синеве неба висели невесомые перышки облаков. Гехорсман вспомнил себя мальчишкой. Отец, слесарь в мастерской по ремонту паровых котлов, в выходные дни уезжал за город и брал ребятишек с собой. Братья носились по высокой траве, ловили бабочек, сшибая их прутьями. А Карл ложился на спину, вот так же, и глядел в небо. Он смотрел на облака не отрываясь, и они рисовали ему одну картину любопытней другой. То появлялся всадник, то выплывали какие-то диковинные звери, люди с длинными бородами, ладьи викингов.