Андрей Жариков - Крушение «Кантокуэна»

— Идем на посадку! — доложил летчик.

— Вот и хорошо, — ответил маршал.

Непроглядная и сырая тайга, лесные завалы, топи, многокилометровые болота и поросшие кустарниками каменистые сопки изнурили эскадрон. В трясинных местах к ногам лошадей привязывали мешки, набитые сеном, чтобы лошади хоть как-то смогли преодолеть непроходимые участки. Животные осунулись, на боках выпирали ребра. Ослабевшие лошади падали на колени, словно выпрашивали отдых.

Вечером в узкой лесистой долине пробираться по нагромождению камней стало невозможно. Командир эскадрона принял решение — до рассвета отдохнуть. Требовалось привести всадников и коней в порядок и разведать маршрут. Многие кони — в травмах и ссадинах. Даже Звездочка, привыкшая к лесу, расцарапала шею. Она стояла у замшелого валуна и, посматривая на Мирона, фыркала, била передней ногой, требовала воды. Но лошади покрылись потом, тяжело дышали, и поить их было рано.

Комары осатанело набрасывались на лошадей и на людей. Животных солдаты укрывали плащ-палатками, шинелями, попонами. Себе на голову набрасывали полотенца, прорезав для глаз узенькие щели.

Едва закончили поить лошадей и дали им торбы с овсом, как привезли в больших термосах ужин.

После ужина майор Лунь вызвал к себе в палатку командира взвода Степу и рядовых Ефимова и Судакова.

— Садитесь, иначе затылками палатку со штырей сорвете. Росточком бог не обидел. Видал, как Судаков садится на коня, — улыбнулся майор. — Словно на мотоцикл… Два метра или больше?

— Утром сто девяносто восемь, — ответил Антон Судаков на привычный вопрос, выставив свой угловатый кадык. — К вечеру чуток меньше.

Словно для смеха, лошадь у Судакова, по кличке Дылда, была самая маленькая в эскадроне, но сильная и хорошо шла по камням.

— И ты, Степа, садись, — сказал майор, обращаясь к лейтенанту, — больше не вырастешь.

Лейтенант, фамилия которого действительно была Степа, сел на свободное место рядом с майором.

В разговоре с солдатами командир умел пошутить, многих называл по имени, но приказы отдавал требовательным тоном и коротко.

— Собирайтесь в пешую разведку, — приказал он. — Цель: определить возможность продвижения эскадрона по долине. В бой с противником не вступать. Доложить мне в пять ноль-ноль. Все. Идите!

Мирон спросил:

— А кто за моей Звездочкой присмотрит?

Лейтенант незаметно толкнул локтем Мирона, а когда вышли из палатки, сказал:

— Ну что ты беспокоишься? Присмотрят. Готовься и через пять минут ко мне!

У Мирона не было часов. Он в уме считал до шестидесяти и зажимал палец. Пальцы уже в кулаке, а тут появилась Женя Лунь.

— Иду в разведку, присмотри за моей Звездочкой, — попросил Мирон.

— Все сделаю. Хочешь, одолжу портянки сухие? Ноги натрешь в сырых-то… — Женя достала из противогазной сумки фланелевые портянки. — Бери, а свои оставь, я их постираю…

— Чудная! Я и сам постираю, — ответил Мирон и услышал свою фамилию. Его звал лейтенант.

— Заснул? — спросил Степа. — Все проверил: оружие, обувь?

— Вот переобуться не успел, — признался добродушно Мирон. — Не догадался сырые снять…

— Даю одну минуту! — приказал лейтенант. — А вам что, Лунь?

— Да так, ничего, — ответила Женя. — Жду, пока переобуется Ефимов, возьму мокрые портянки.

— Что за опекунство?! — рассердился лейтенант.

Женя не стала пререкаться со Степой, но и не ушла, дождалась, пока Ефимов переобуется. В сухих фланелевых портянках ногам было приятно, и в душе Мирон по-братски благодарил Женю.

…Шли разведчики быстро и почти беззвучно. Ориентиром был журчащий ручей, местами падающий с камней. Впереди пробирался лейтенант, за ним — Мирон, а последним — длинный Антон. В темноте одинокий куст казался Мирону танком, а пень — часовым. Под ногами сплошные камни. Ручей петлял и местами разливался в небольшие омутки, преграждавшие путь разведчикам. На обход омутков тратилось время, которого и без того не хватало.

Вдруг кто-то фыркнул, как лошадь. Кусты зашевелились, вода булькнула, и опять тишина. Антон, наткнувшийся сзади на Мирона, чертыхнулся и, переводя дыхание, высказал свое предположение:

— Олени… Их тут много.

— Вперед! — шепнул лейтенант, словно его совершенно не интересовало, кто шарахнулся через ручей.

Где-то далеко громыхали орудия. Сколько километров прошли, разведчики определить не могли. Ручей петлял, но через три часа темнота растворилась. Сопки и деревья словно провалились. Над поросшей высокой травой равниной стелился густой волнистый туман. Вдали видны крыши больших приземистых домов. Они казались лодками на белых волнах, перевернутыми днищами вверх.

— Это казармы, — высказал предположение лейтенант Степа. — Рядовой Ефимов, притаись и продолжай наблюдение. Задача: определить численность гарнизона. — Лейтенант снял с руки часы. — Примерно в шесть часов они проснутся, и не трудно будет определить, сколько их. Ровно в семь прекращай наблюдение и возвращайся. Бери часы. А ты, Судаков, со мной.

— А вдруг это не казармы, тогда что делать? — спросил Мирон.

— Выяснить! — приказал Степа. — Главное, установить, сколько там людей? У меня время истекает, не отставай, Судаков.

— Да уж постараемся, товарищ лейтенант, — флегматично ответил Судаков. — Дорога теперь знакома.

Оставшись один, Мирон, пригнувшись, пошел вперед. Решил подойти к домам поближе. Росистая трава и гигантские лопухи до пояса. Сразу же промок насквозь. Продвинулся ненамного и вышел к забору из колючей проволоки с подвешенными сигнальными устройствами из кусков рельсов, пустых жестяных банок и листов жести. Выбрав куст, Мирон притаился там, навел бинокль на длинные дома, похожие на бараки. Отчетливо были видны три небольших дома, из которых то и дело выходили люди в белых халатах.

«Госпиталь», — заключил Мирон.

Когда развеялся туман, в бинокль стали хорошо просматриваться все строения. До них километра два. А в нескольких шагах от Мирона — большие свежевырытые ямы и кучи земли возле них. Вдруг из одной ямы высунулась рука, потом показалась голова с растрепанными женскими волосами. Вскоре голова исчезла, а рука шевелила пальцами, что-то хватала. Опять на мгновение появилась голова. Мирон догадался: человек пытается выбраться из ямы. Мирон руками разгреб землю, прополз под колючей проволокой, приблизился к куче глины. В нос ударил резкий трупный запах. Опять высунулась голова. Руки судорожно вцепились в глину. Глаза смотрели на Мирона. У него похолодело в груди.