Павел Яковенко - На южном фронте без перемен

В общем, у часовых резко испортилось настроение.

Однако, строго говоря, и у «счастливчиков» из сводной батареи настроение стало портиться. И на то были довольно весомые причины.

Ну, во-первых, как-то очень быстро прошел почти весь световой день, и чувствовалось наступление сумерек. Что-то как-то мы явно опаздывали на театр военных действий.

Соответственно, у бойцов появились смутные подозрения, что их в очередной раз «кинули». Ведь, правду сказать, такие подъемы по тревоге с предстоящей отправкой в Чечню уже были. И каждый раз — отбой.

Раз такое уже было, почему это не может повториться и сейчас? Логично? Логично.

Во-вторых, за весь день никого не кормили. После весьма легкого завтрака, (а иным он в нашей российской армии и быть не может), у солдат маковой росинки во рту не было. Война — войной, но жрать-то все равно ведь охота! Правда?

Сержант Волков, как представитель общественности, подошел ко мне с апокалипсическим пророчеством:

— Мы опять никуда не поедем!

Нет, ну вот интересно! Ну почему именно ко мне? Не к командиру батареи Рустаму Зариффулину, не к командиру дивизиона, ни к кому-нибудь другому, а именно ко мне! Ну и что я мог ему ответит? Ничего, так как я знал не больше его.

Он засопел и отошел. Зато приехала машина с кухни. С гречневой кашей и тушенкой. Вот это да!

Такого добра в нашей столовой не было давным-давно. Ну, если уж так кормят солдат, значит, наверное, все-таки действительно отправимся в Кизляр. А иначе зачем такие ценности было переводить?

Я достал свой котелок, намертво почерневший еще на Харами, и отправился в общую очередь. Я ведь тоже ничего не ел весь день — чем я хуже рядовых бойцов? А каша хорошая: теплая, вкусная, и мяса действительно много.

Я жевал, а сам посматривал по сторонам. К моему глубокому сожалению, почти все водители — ваучеры оказались на месте. Явно не совсем трезвые, (это было бы просто фантастикой), но вполне вменяемые и бодрые. За все предыдущие месяцы службы большинство из них в глаза не видели закрепленного за ними автомобиля. А сейчас все бросились разыскивать служебную технику. Что ж! Картина была занятная. Но я бы все-таки предпочел поехать со срочником. Тот хоть будет всю дорогу помалкивать. А если и начнет разглагольствовать, то всегда можно попросить помолчать. С ваучером это, увы, бесполезно.

— Ну что, ты едешь, что ли? — Это меня подхватил под локоть лейтенант — уралец Бровкин.

— О! — удивился я, — а ты что тут делаешь? В нашем парке?

Уралец служил в третьем батальоне, а у них, естественно, был собственный парк.

— Да вот, всех в усиленные наряды загнали — территорию патрулировать. И городков, и парков. Меня сюда сослали.

Да, к лейтенанту с говорящей фамилией Бровкин я относился хорошо. Это был отличный парень во всем. Только одна его черта мне не нравилась: он не хотел чувствовать себя офицером. Ну никак!

Он позволял подчиненным обращаться с ним на «ты», не руководил, не заставлял ничего делать. Он вообще не хотел служить — ни под каким видом. И на военную кафедру он пошел только потому, что не хотел попасть в армию. А вот попал. И еще куда — прямо на Северный Кавказ!

Бровкин не был дохлым, не был трусливым, (одно то, что он несколько раз в одиночку дрался с местными на улицах Темир-Хан-Шуры, говорит само за себя), он не был тупым. Он просто терпеть не мог военную службу, и заявлял всем об этом прямо.

Мне он очень нравился как человек, но как военный, (пусть и не кадровый), я его не понимал. Совершенно не понимал. Капитаны и майоры сначала пытались его перевоспитать, но он был как смола: сколько они его не мяли, он все равно принимал прежнюю форму. В конце — концов, все начальники на него плюнули, а потом и привыкли, и раздражать он всех перестал.

— Ну, давай! Держись там! — напутствовал меня Бровкин, и неторопливо, переваливаясь с ноги на ногу, потопал куда-то за боксы.

Мне же через пару минут стало совсем не до него — в парк прибыл наш командир дивизиона.

— ………..!

Цензурных слов в речи комдива не было, нецензурные я воспроизвести не решаюсь.

Как быстро стало всем понятно, первый дивизион уже давно был в пути, а мы до сих пор ковырялись в парке. Хотя отбыть, по идее, должны были одновременно. Где весь день был сам Бабаян — осталось за кадром.

Наступал решительный момент. Командир дивизиона решился вести нас в бой на собственном легковом автомобиле — темно-синей «шестерке». А что здесь, собственно говоря, такого? До Кизляра вполне приличная шоссейная дорога, доехать не трудно.

Впрочем, меня проблемы Бабаяна волновали мало. У меня была совсем другая задача — найти себе место в машине. Не в кузове, естественно, (там мест полно), а в кабине водителя.

Может быть, вы удивитесь? Вы думаете, что командиру взвода место в кабине водителя гарантировано — как минимум, в качестве старшего машины? А вот и нет, вот ваучеры так не думают. Они почему-то полагают, что эти места исключительно для них. Ну и ладно — для командира батареи.

Вполне естественно, что в ближайшей ко мне «шишиге» уже кто-то находился. Я распахнул дверцу: ну, конечно, ваучер Махач.

— Э, Махач, — сказал я, — давай, вылазь. Мы отправляемся.

Пригревшийся ваучер очнулся и вылупил на меня свои карие очи:

— Я тоже еду.

— Да ради Бога, — терпеливо сказал я, — но это мое командирское место.

— Какое место? — переспросил Махач.

— Я - командир взвода. И я — старший машины, — мне приходилось давить, но при этом стараться не перегнуть палку. (Эти ваучеры — чрезвычайно нервные личности).

Махач тупо молчал. Покидать теплую кабину ему явно не хотелось.

— Ну что? Ты поедешь в кабине, а я — командир взвода — поеду в кузове? Так что ли?

По его бегающим глазам я понял, что ему очень хотелось сказать «Да». Хотелось, но он промолчал. Все-таки Махач был явный неудачник — устройство в армию на данный момент был тем максимумом, на который он мог рассчитывать. Нормального места на гражданке ему просто не нашлось. Он не заработал авторитета ни там, ни тут. По его молчанию я догадался, что он начал колебаться.

— Давай вдвоем поедем? — предложил Махач.

Надо было дожимать — он гнулся, как шведы под Полтавой.

— Махач! — Искренне сказал я. — Ну ты сам подумай! Как мы тут вдвоем поедем? Это же не «Урал»!

Надо было дать возможность ваучеру достойно отступить, не теряя чувства собственного достоинства.

— Иди в «Урал», Махач, — выдвинул я встречное предложение, — там и вчетвером ехать можно.

Он поколебался, и вылез. Не теряя драгоценного времени, я одним рывком впрыгнул на освободившееся место. И вовремя. «Шестерка» Бабаяна под мощный гудок клаксона выехала из ворот КТП, и за ней пошли машины нашего дивизиона.