Сергей Щербаков - Нет на земле твоего короля. Часть 1

— А что я? Кто уже чего накапал?

— Да никто не накапал. Ты вот что, ты после работы задержись, разговор у меня к тебе серьезный есть.

— Не вопрос, Данила Григорьевич.

К ним на минутку заглянула жена Белова Изабелла, посмеялась на очередной выходкой Кузи, хотя ни капельки не удивилась. Изабелла работала в соседнем отделе конструктором. Была маленького росточка, с короткой аккуратной стрижкой, в отличие от мужа была очень тихой, спокойной женщиной с милой детской улыбкой. Она всегда находила минутку узнать, как у кого идут дела, ее любили и ни у кого не вызывали раздражение ее частые визиты. Она действовала успокаивающе на своего крайне импульсивного мужа. И в случае, если он бушевал чересчур шумно, за ней тихонько посылали кого-нибудь, и через пару минут шум стихал. Впрочем, ее спокойная улыбка действовала умиротворяюще не только на Белова, но и на всех мужчин лаборатории. Вот и на этот раз шум и гвалт притих с ее появлением. Миша обратил внимание, что она как-то слишком уж пристально посмотрела на него и перекинулась тихими словами с Данилой Григорьевичем. Тот кивнул и что-то ответил ей, было видно, что ему не очень приятна обсуждаемая тема.

Тихонов с нетерпением ждал вечера и разговора с Тельманом. О чем будет беседа он догадывался. В комнату заглянул Кузя, заметив его напряжение и блуждающий взгляд, решил внести свою лепту.

— Мишка!

— Ну, чего тебе? — недовольно откликнулся Тихонов, оборачиваясь к маячившему над душой Кузьмину, в руках которого была черная тушь.

— Пух, смотри, я сейчас фокус покажу!

— Ну, чего там еще? Показывай быстрей! А то, мне некогда!

Кузя отвинтил крышечку и поставил открытый пузырек с тушью на стол. Извлек из кармана халата полиэтиленовый пакетик с сухим льдом. Сухой лед использовался при климатических испытаниях электронных блоков, его температура была ниже минус шестидесяти градусов. Куски льда приносили из заводской лаборатории в ящике или мешке, потом высыпали их в пенал из пенопласта и в нем морозили несколько часов электронные блоки, испытывая их на морозостойкость. Кузя вытряхнул небольшой кусочек льда в пузырек с тушью и отпрянул, довольный эффектом. Миша опешил. Подобного эффекта Миша отродясь не видел. Тушь закипела, забурлила, буквально на глазах и полезла наружу в виде грозди винограда, при этом образующиеся многочисленные черные пузыри лопались, и брызги разлетались в разные стороны.

— Серега, ну ты идиот! — только и успел кинуть Миша, резко отпрянув в сторону, спасая свой белый халат.

— Что у вас тут? — поинтересовался подошедший Федор Федорович, который из-за своего вечного любопытства тут же угодил под обстрел лопающихся пузырей. Черные пятна веером расползались по халату, превращая его в пятнистого ягуара.

— Чтоб ноги твоей в нашей лаборатории не было! — гневно заорал, выйдя из себя, Белов. — Великовозрастный балбес! Охламон!

Кузьмин накрыл пузырек с тушью крышкой, при этом изрядно перепачкав ладони, и быстренько выскочил за дверь.

Вечером Миша до последнего сидел за работой.

— Домой не собираетесь? — спросил Белов, борясь с непослушными пуговицами пальто.

— Еще немного задержусь, Данила Григорьевич обещал посмотреть, что у меня выходит. Хочу закончить сегодня.

— А-а, ну-ну, давайте, только до утра не сидите, хлопчики.

Лаборатория опустела. Миша орудовал паяльником, ожидая, когда Тельман сам начнет разговор. Тот распахнул окно и закурил.

— Ты меня знаешь, Мишка. Я человек слова и дела, до бабских сплетен не охотник. Но тут такое дело, тут, понимаешь, такое дело…

Тельман мучительно подбирал слова. И почему именно на него возложили эту миссию? Заботливых много, а разговаривать с Тихоновым никто не взялся. А тема уже давно муссируется, от одного другому, особенно стараются женщины. Если бы ему это Луиза сказал, он бы плюнул и внимания не обратил. Но тут — Изабелла. Изабелла врать не будет, и муру всякую передавать не станет.

Миша выпрямился. Он давно понял, о чем пойдет речь. Внутренне напрягся, готовясь к обороне.

— Миш, это насчет Лики. Может и враки все это, тебе лучше знать, но девчонка-то хорошая, жалко ее.

— Почему жалко?

— Ведь замучают бабы наши. В грязи вываляют, глазом не моргнув. Чего доброго, мужу ее донесут. Жизнь ведь поломают, понимаешь?

— Понимаю. А может ломать нечего, нет у нее никакой жизни с мужем.

— А это уже вопрос другой, личный, так сказать. Она об этом не говорит, никто ничего не знает, а как имя доброе вывалять в пакости — так на это охотников много. И ты тут не посторонний. Другое дело — разведись она. Никто бы не пикнул. Но так… — Тельман неодобрительно покачал головой. — Не дело, парень, не дело это.

Миша тяжело дышал, будто пробежал десять километров. Он знал, что однажды их отношения все-таки станут достоянием публики. Но так скоро? И кто уже пронюхал? Интересно, знает ли Лика? Если и знает, слова ему не скажет. Будет страдать в одиночку, молча, гордо запрокинув голову, но ему не станет жаловаться.

— Данила Григорьевич, я за эту девушку жизнь отдать готов. Пускай говорят, плевать я хотел. Она разведется, рано или поздно. Просто время нужно. Мы поженимся, все это вопрос времени. А рты сплетникам буду лично закрывать.

— И как? Как закрывать собираешься? Ходить из отдела в отдел и затыкать? Нет, не дело это. Ты ее младше, она замужем, ну что вы придумали? Молодежь, жизни не знаете. А если завтра разбежитесь, тебе ничего, а за ней шлейф будет еще ого-го сколько тянуться.

— Да никуда мы не разбежимся. Говорю же, люблю я ее.

— Да хоть сто раз люби, но хочешь ей добра — побереги ее. Если разводиться она вздумала — подождите до развода. Ну, чего вам сейчас всем глаза мозолить?

«А кому мы мозолим», — подумал Тихонов. Не сказал ничего. Нечего было отвечать. Не понимают люди в любви ничего, что им объяснять?

— Ну, как знаешь, Михаил, — вздохнул Тельман. — Мое дело предупредить, твое — сделать выводы.

— Пошлите домой, Данила Григорьевич. Поздно уже.

— Не хочешь, значит, продолжать?

Тельман прищурился и неожиданно улыбнулся.

— Любовь, как и все хорошее, защищать надо. Просто так ничего не дается. Ты молодец, что так держишь оборону. Но о ней — подумай. Ей может быть куда хуже. Хорошая она девушка, если хочешь знать мое мнение.

— Спасибо, Данила Григорьевич.

Миша тоже улыбнулся.

На душе было тяжко. Прав Тельман, ох как прав. Лике еще не один месяц придется разговоры эти выносить. А бабы на заводе языкастые, мимо пройти не дадут. И ведь конец двадцатого века на дворе, а все туда же — кто с кем, замужем, разведена, мораль и честь чужие блюдут, о своей думают в последнюю очередь. Мишу переполняла злость. Он не знал, как защитить Лику. Он готов был кричать на каждом перекрестке, как сильно он ее любит. Но это не поможет. Он сжал кулаки. И все же… Все же посмей кто обидеть Лику, он спуску не даст.