Сергей Щербаков - Нет на земле твоего короля. Часть 2

На перроне находилось несколько команд призывников, которых отправляли к месту будущей службы. Со сборного пункта автобусы очередную партию привезли отбывающих в автобат, во внутренние войска, в ВДВ. Команда, в которую попал Тихонов была самой малочисленной и состояла из шестнадцати ребят. Командовал ими огненно-рыжий молодой капитан воздушно-десантных войск крепкого телосложения с командным голосом. Стоящий перед плацкартным вагоном чернявый старший сержант в голубом берете со шкодливыми карими глазами, открыв папку, по списку выкрикивал фамилии новобранцев. Среди них оказался и Мишин старый знакомый, Алешка Квасов, пацан из параллельного класса. Весельчак, балагур и двоечник отпетый. Несколько лет он успешно косил от армии. То ногу пытался сломать, то баптистом прикидывался, то головой специально о стену попробовал стукнуться, то у него веса не хватало…

Поезд тронулся. Устроившись на боковом сидении и прильнув к пыльному стеклу, как и остальные призывники, Миша видел, как медленно уплывают назад родные заплаканные лица матери и сестренки, за их спинами физиономии, машущих руками, грустно улыбающихся друзей. Лики на перроне не было. Он просил ее не приходить его провожать.

— В козла будешь? — спросил Михаила, сидящий напротив, плечистый курносый парень в желтой тенниске, на которой красовалось огромными красными буквами: «YES!»

— Нет.

— Что так?

— Неохота. Нет настроения.

— Вижу. Переживаешь? Девчонка? Да? Да, плюнь на все! Не рви душу! Никуда теперь не денешься, земеля! Два года отдай! И точка!

— Мы не в Германии, где день отслужил, садишься в «Фольксваген» и катишь, либо домой на ночевку, либо в погребок пивка пососать, либо по девчонкам. А утром опять в часть, служить родному фатерланду, — брякнул сосед, прикладываясь к горлышку «пепси-колы».

— Коль сел в дерьмо, сиди и не чирикай! — отозвался, свесившись с верхней полки, поддатый Алешка Квасов и затянул: — Не плачь, девчонка…

— Пройдут дожди! Солдат вернется, ты только жди! — подхватил песню курносый, сдавая новенькие карты остальным игрокам.

Миша немного посидел, наблюдая за игрой, потом прошел в конец вагона. Закурил, глядя на мелькающие за открытым окном деревья и столбы, вслушиваясь в монотонный перестук колес.

Вдруг мимо него стремительно прошелестел спортивной курткой красный, как рак, Лешка Квасов. Отчаянно задергал ручку закрытого туалета. Видно кто-то уже его оккупировал основательно. Выпучив глаза и дико замычав, Алешка выскочил в тамбур.

Из перехода между вагонами послышались протяжные стоны блюющего на мелькающие внизу шпалы призывника.

Курс молодого бойца (КМБ) в отличие от других неприспособленных к жизни новобранцев для Миши пролетел незаметно. Многие из них, как оказалось, сроду не держали в руках иголки и не привыкли заниматься уборкой. А пришивать приходилось постоянно, то погоны, то подворотнички, то шевроны. Особенно доставали изматывающие муштра и физподготовка. Надоевшая до чертиков перловка уже не лезла в горло, все мечтали об утраченных вместе со свободой немудреных деликатесах и пиве. Постоянно хотелось спать, но ненавистная всеми команда: «Рота! Подъем!» действовала безотказно, словно ледяная вода из ушата. Ежедневная зубрежка уставов по караульной и гарнизонной службе грозила всех доконать. Самая любимая команда была: «Отбой!»; пять минут, и длинная кишка казармы погружалась в тишину, нарушаемую дружным разнокалиберным нервным храпом.

После присяги начались занятия по воздушно-десантной подготовке. Тут и осточертевшая многократная укладка парашютов, и прыжки до одурения со сжатыми коленями с двухметровых трамплинов по отработке приземления, и прыжки с вышки, и болтанка на тренажерах в подвешенном состоянии, и отработка владения ножом-стропорезом… Отсчет времени свободного падения уже некоторым начинал сниться как кошмар, они, беспокойно ворочаясь во сне, под нос бубнили: «Пятьсот один! Пятьсот два! Пятьсот три! Кольцо! При последнем слове резко дергались, норовя при этом загреметь с верхней койки. Самым ответственным делом была укладка парашютов. Она проходила на летном поле или в спортивном зале. На укладке при каждом десантнике прикрепленный инструктор, который учил и следил за правильными действиями подшефного.

— Запомните парни! Как уложишь, так и приземлишься! — не раз приговаривал старший сержант Самсонов на укладке парашютов.

— Не дай бог, пацаны, вам в крупных учениях участвовать, — вторил ему сержант Андреев.

И вот настал день, которого все с ужасом ожидали. День первого прыжка. Утром их отвезли на аэродром. День выдался ясный, с легким морозцем. На расчищенной взлетке во всю ревели турбинами блестящие сигары самолетов, сгоняя снежную пыль с бетонки. Офицеры из службы ВДС тщательно проверили укладку каждого парашюта. Взлетели.

Все нервничали, многих колотил мандраж. Миша пытался не думать о предстоящем прыжке, переключая мысли на Лику, на домашних, но ничего не получалось. Выпускающие пристегнули карабины фалов к тросу.

Прозвучала сирена. И началось. Алешку Квасова и Витьку Дудника, которые к несчастью оказались одними из первых, буквально пинками в зад вытолкали из летящего «транспортника» сержанты-контрактники Андреев и Бурков.

— Пошел! — выпускающий бесцеремонно толкнул Мишу, замершего в нерешительности перед дверным проемом, в спину.

— Следующий!

Миша, получив грубый толчок, сгруппировавшись, как учили, полетел в голубую бездну. Лицо обожгло ледяным ветром. Над головой раздался хлопок, и он повис под раскрывшимся куполом. Все произошло так быстро, что он толком и не прочувствовал первого прыжка.

Вопящий от страха на «всю Ивановскую», Квасов приземлился с мокрыми штанами. Не он один стирался в тот знаменательный день. Со всех сторон на неудачников посыпались издевательские смешки и подколки, но сержант Самсонов тут же на корню пресек их.