Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания

В зале, как в церкви, были расставлены длинные скамейки. В глубине его, от стены до стены, размещалась сцена, отделанная красным деревом. На ней стоял длинный ряд тяжелых кресел, обитых кожей. На креслах выделялись огромные бронзовые кнопки в форме звездочек. Своим внутренним убранством актовый зал напоминал храм или зал суда. Здесь проходили торжественные собрания, концерты или такие мероприятия, как заседания военных трибуналов. На них начальник училища и совет преподавателей объявляли наказания курсантам за совершенные ими проступки.

Самыми неприятными минутами курсантского суда чести, которых боялись все курсанты, были минуты, когда называли номер провинившегося. После этого он, сопровождаемый сотнями глаз, шел от своего места и застывал в положении «смирно» перед начальником училища и преподавательским составом. Медленно открывалась большая книга, в которой были учтены все проступки курсантов. А виновный в это время стоял, ожидая, когда на его голову обрушится, как удар, суровое обвинение.

Начальник училища, восседая в огромном кресле, начинал медленно читать с высоты сцены:

– «Курсант номер 63 ходил в ботинках с грязными подошвами. Замечание сделано дежурным по училищу 7 января». Что вы на это скажете? - вопрошал он.

Обычно на такой вопрос, поставленный провинившемуся на виду у всех курсантов училища, следовал один из двух уставных ответов: «Виноват» или «Не виноват».

Если курсант отвечал: «Виноват», что случалось чаше всего, то ему за проступок по соответствующей шкале объявлялось наказание.

Следует добавить к этому, что чистота подошв ботинок обычно тщательно проверялась, особенно в помещениях. Можно себе представить, как неловко чувствовали себя те, кому поручался такой осмотр обуви. И конечно, трудно было ходить так, чтобы обувь оставалась чистой. Здесь можно напомнить о том, что училище было «храмом всего нелогичного». Чего только не изобретали великие умы, прикрываясь как психологическими мотивами, так и соображениями укрепления дисциплины! Были и другие мотивы, не психологические, а скорее логические, естественные и материальные. С уменьшением количества курсантов уменьшалось количество кафедр, а потому, по логике вещей, оставались излишки от бюджета, которые попадали в карман начальника училища. Кроме того, он получал деньги за счет уменьшения денежпого довольствия курсантов, ухудшения их питания. Как видно, все темные махинации совершались «по законам логики»…

Другой ответ курсанта был - «Не виноват». Но прежде чем так ответить, нужно было все хорошенько обдумать, обосновать свои слова. А каким образом можно оправдать самого себя? Даже если ты находишь какие-либо доказательства своей невиновности, следует быть осторожным, чтобы не попасть впросак. К примеру, если скажешь что-либо и ошибешься в трактовке требований службы, - получишь наказание, как за самый грубый проступок. Даже небольшое отклонение от заведенного в училище порядка могло быть истолковано как грубейшее нарушение. Одним словом, окончательным результатом разбирательства в случае, если ты ответил «Не виноват», могло быть наказапие за первоначальный проступок да еще за те нарушения, которые ты допустишь, пытаясь привести доказательства в свое оправдание. Поэтому среди курсантов считалось в порядке вещей на вопрос, виноват ли в чем-нибудь, отвечать положительно. И неважно, был ли ты виновен в действительности или нет…

В ту зимнюю ночь 1952 года актовый зал училища был заполнен до отказа. Здесь собрались курсанты всех четырех курсов. После заявления, сделанного дежурным по училищу лейтенантом Санчесом Москерой, в зале воцарилась атмосфера беспокойного ожидания.

Была подана команда «Садись», и несколько минут все ждали, пока капитан принесет необходимые бумаги. Стояла такая тишина, что было слышно, как жужжит назойливая муха. Она была всего одна, но тем не менее какой-то выскочка старшекурсник стал требовать наказать ответственного за чистоту в зале.

Мои размышления неожиданно прервал резкий голос председателя суда, который приказал:

– Прокурор, вызовите обвиняемого курсанта номер 49 Адальберто Моэнка.

– Курсант номер 49 Моэнк! - раздался в зале голос прокурора.

– Я!

Номер 49 сидел в нескольких шагах от моей скамейки. Он вскочил и встал по стойке «смирно». В тот момент никто бы и не предположил, что жить ему осталось всего несколько часов.

Если бы в ту странную далекую ночь я мог представить себе, что ждет каждого из нас! Кто из тех, что сидели в актовом зале, останутся в живых, защищая батистовскую тиранию? Ведь я даже и предположить не мог, что это произойдет всего через четыре года. Тем более невозможно было сказать, кто из сидевших в ту ночь в зале не погибнет в 1961 году в боях на Плайя-Хирон, когда в качестве наемников они попытаются посягнуть на независимость нашей родины? Какие испытания выпадут на долю других? Тогда никто из нас не подозревал, каким станет наше будущее.

В первом ряду, прямо перед сценой, сидел курсант номер 50 Суарес, высокий, худой парень, носивший очки с толстыми стеклами, что придавало ему интеллигентный вид, хотя ни о какой интеллигентности не могло быть и речи. Его на курсе называли Слепым Мулом. Он погибнет в бою в горах Сьерра-Маэстры, выполняя приказ батистовского командования. Такая же участь ждала и его брата, курсанта третьего курса, сидевшего с ним рядом.

Командир их группы капитан Сан-Роман не спеша прохаживался вдоль рядов, где сидели третьекурсники. Придет время, и полковник Сан-Роман, главарь наемников, высадится со своими головорезами на Плайя-Хирон и будет разбит. В училище он ничем особенным не выделялся. Среди первокурсников ходили даже слухи, что он с большим трудом усваивает программу училища.

В апреле 1962 г. состоялся судебный процесс над наемниками, разгромленными на Плайя-Хирон.

Помещение, где происходил суд, было небольшим. В углу комнаты, опустив голову на грудь, сидел тот самый Сан-Роман, который 10 лет назад был капитаном. Теперь он похудел, выглядел подавленным и разбитым.

Когда я вошел, он взглянул на меня и, видимо узнав, стал медленно подниматься, пытаясь принять положение «смирно».

Я сказал ему:

– Сан-Роман, давайте выясним некоторые вопросы, касающиеся авиации наемников.

Он опустил голову. Казалось, он вот-вот разрыдается. Затем со словами, похожими на мольбу, обратился ко мне:

– Мы знакомы много лет, Прендес, были товарищами. Ты лучше других сможешь оценить мои поступки. Ты не жестокий человек… Я знаю, история никогда не простит мне того, что я сделал. Однако мне казалось, что я выполняю свой долг. Теперь же… Поверь мне, я чувствую себя ничтожным человеком. Ты ведь знаешь меня и по крайней мере не поставишь в один ряд с теми убийцами, которые входили в состав бригады. Да, это правда, я был слабоволен. Но, поверь мне, я ничего не мог сделать, чтобы предотвратить все это. - Он продолжал, уставившись в пол: - Если бы ты знал, что они нам пообещали! Не думай, что я навсегда хотел остаться в стане наемников. В бригаде, Прендес, оказались трусы. Все они убийцы. Они виновны в смерти тех, кто погиб в бою с обеих сторон. Обо всем этом я написал в письме Фиделю. - После длительной паузы Сан-Роман продолжал: - Думаю, теперь слишком поздно говорить об этом. Еще во время боев на Плайя-Хирон я понял, что нас обманули.