Николай Скоморохов - Резерв высоты

Так они оказались в гестапо. Начались допросы, пытки. Надежда Петровна держалась твердо. Она очень изменилась, постарела и даже сгорбилась. Видно было, что, кроме физической боли, ее угнетала и боль нравственная, рушились устои, взгляды — все, во что она верила, чем жила.

Скоро они почувствовали, что немцев вот-вот вышвырнут из Ростова. Фашисты стали спешно собираться и заметать следы: сжигали документы, целыми партиями расстреливали наших людей. А потом пришел и их черед. Женщин вывели из камеры, посадили на машину и вместе с другими повезли к пустырю около аэродрома. Там их разделили, они оказались в разных группах. Простились лишь взглядами. Неожиданно поблизости началась перестрелка — это наступали наши. Фашисты быстро вытолкали всех из машины, а сами поехали обратно, стреляя на ходу по обреченным людям. Несколько человек упали замертво, Эльзе и еще нескольким повезло. Вскоре в город вошли наши. Эльза поспешила к месту казни. Там она встретила женщину, которая и рассказала о последних минутах жизни Надежды Петровны…

Эльза замолчала. Нина тоже шла молча, а потом тихо попросила:

— Эльза, пожалуйста, доскажи.

Вздохнув, Эльза продолжала:

— Твоя мама вела себя достойно. Перед расстрелом рванулась и начала говорить по-немецки что-то призывное. У нее совершенно изменился голос, он стал резким, металлическим. Гитлеровцы растерялись, искали глазами старшего, но его среди солдат не было. Люди, прижавшись друг к другу, слушали ее. Она говорила, с каждой фразой ускоряя темп, словно боясь, что автоматная очередь остановит ее. Подбежал офицер, замахал пистолетом… Последние слова она произнесла по-русски: «Люди, я верила в немецкую нацию, но эти изверги растоптали мою веру. Смерть фашистским людоедам! Прощайте!» Офицер выстрелил в нее несколько раз, и она упала. Вот так было, — закончила Эльза.

— Спасибо, — глухо ответила Нина.

Эльза взглянула на нее и поняла — прежней Нины нет.

— Не надо так, — тронула ее за локоть Вика.

— Обо мне не беспокойтесь, — ответила Нина. — Лучше скажите, кто со мной пойдет в военкомат?

— Я пойду, — сразу откликнулась Вика.

— Я токе, — сказала Эльза.

В военкомате с сочувствием и пониманием отнеслись к их просьбам. Эльза умела хорошо печатать на машинке, ей сразу же предложили работу в одном из отделов, Вике пообещали скорую отправку на фронт, а Нине сказали: таких, как она, знающих немецкий, приказано взять на учет. Скоро поступит распоряжение, куда их направить, а пока нужно ждать.

Анатолий быстрым шагом шел к своим самолетам, где его ожидали Вася Овечкин и Ваня Гончаров. Фадеев открывал в них все новые качества. Овечкин, медлительный в разговоре, привыкший точно выражать свои мысли и действовать решительно, летает смело, но техникой пилотирования пока не блещет. Гончаров совсем другой — весельчак, разговорчив, порой даже болтлив, никогда не унывает и не обижается. Легко соглашается с другими, хотя и не всегда разделяет их суждения. На вопрос, почему так делает, отвечает: «Чтобы не обидеть, человека». Летает Гончаров слабее Овечкина, в бою смел, но драться не умеет, то и дело допускает ошибки. Анатолий понимал, что в этом не столько вина, сколько беда Гончарова, так же как, между прочим, и многих других летчиков, оказавшихся не подготовленными к ведению воздушного боя.

Года за два до войны, в целях борьбы с летными происшествиями, курсантам школ запретили выполнять многие фигуры сложного пилотажа. За осторожность тех, кто был в то время у руля ВВС, кровью и жизнью теперь приходилось расплачиваться молодым летчикам. Наверное, в жизни часто случается так, что ошибку делают одни, а расплачиваются за нее другие.

Фадеев стремился использовать каждую минуту для того, чтобы учить своих ведомых технике пилотирования и элементарным приемам боя. Он выпросил у командира эскадрильи разрешение после выполнения задания, если останется горючее, отрабатывать технику пилотирования над аэродромом. Все шло хорошо, но однажды Овечкин зазевался и чуть-чуть не был сбит немцами. Благо, Анатолий с Ваней находились недалеко и смогли вовремя отбить атаку пары «мессершмиттов», которая пыталась атаковать Овечкина на выводе из пикирования. После этого Богданов отменил свое разрешение. Но Фадеев продолжал искать и находил возможности и время помогать ведомым в совершенствовании летного мастерства, при каждом удобном случае отрабатывая с ними фигуры сложного пилотажа и всевозможные тактические приемы.

Прошло несколько дней. Богданов молчал. Фадеев решил было, что капитан забыл о его просьбе, но, возвратившись после очередного боевого задания, неожиданно получил командировочное предписание в Ростов.

— Без документов нельзя, война, — хлопнул его по плечу командир эскадрильи, — через полчаса пойдет машина в город, на ней и доберешься.

Анатолий был готов обнять и расцеловать его. Поблагодарив, он впопыхах вместо правой пожал обеими руками левую руку Богданова. Комэск рассмеялся, обнял Анатолия и прижав к себе, задержал на мгновение, потом легонько подтолкнул его:

— Вперед!

Анатолий на радостях рванулся было с места бегом, но, пробежав метров двадцать, остановился. Надо что-то с собой взять! И так же стремительно понесся в столовую.

На фронте люди заботливы и внимательны друг к другу. Фадеев не успел еще сказать, куда и зачем направляется, как красивая и дородная повариха, махнув рукой, пошла на склад. Через пять минут она вручила Анатолию вещмешок. Фадеев еле поднял его.

— Передавай привет своей девушке! — сказала повариха.

На попутной машине Фадеев добрался до Ростова и оказался на знакомой улице, которую едва узнал. Разрушенные и обгоревшие дома, во дворах и на площадях — боевая техника, кое-где зенитные орудия и пулеметы, готовые отразить возможное нападение врага на земле и в воздухе. С тревогой подошел Анатолий к дому Нины. Неужели они все погибли? Нет, этого не может быть. Обошел весь дом, но никого не увидел. Где же теперь искать? В милиции посочувствовали, но помочь ничем не могли. Один из дежурных посоветовал сходить в военкомат, может, там что-нибудь знают.

Через полчаса он уже был в военкомате. В коридоре встретилась стройная, привлекательная женщина в гимнастерке и юбке защитного цвета, в сапогах. Его взгляд невольно задержался на ней дольше, чем, пожалуй, следовало, и женщина, видимо привыкшая к этому, улыбнулась. На вопрос Фадеева, где он может справиться о знакомых ему Людях, поинтересовалась, кого именно он разыскивает. Анатолий назвал фамилию Нины. Женщина изменилась в лице.

— А кем вы приходитесь Надежде Петровне или Нине? — спросила блондинка.

Анатолий замялся, покраснел.