Николай Скоморохов - Резерв высоты

— Это уже дело! — одобрительно сказал подполковник, переводя взгляд на Шуру.

Последовали и другие вопросы. Подруги отвечали охотно, искренне, просили и настаивали, чтобы их сразу же послали на самую передовую.

— Значит, на передовую? Похвально. Подумаем, — сдержанно ответил подполковник.

Действительно, через несколько дней Эльза принесла девушкам предписание явиться на пункт сбора.

Это известие вызвало у них бурную радость, тихую скорбь у матери Шуры и суровую угрюмость у Елизаветы Петровны.

На вокзале Вика выслушала много упреков от Шуриной мамы. Елизавета Петровна держалась мужественно. Оставаясь совершенно одна, она ни словом не упрекнула внучку, только все наказывала беречь себя и смотреть, чтобы не промокли ноги, теплее укрываться на ночь, не лезть на рожон и обязательно почаще присылать письма. Когда паровоз дал свисток и, раздувая пары, потащил за собой вагоны, многие женщины, провожавшие дочерей на войну, не в силах были сдержать рыдания.

Поезд быстро набирал скорость. Оглядываясь на скорбные фигуры близких, девушки загрустили. Но молодость брала свое. Не прошло и часа, как возникли новые заботы — где разместиться, куда положить вещи…

В теплушке, где ехали Высочина и Тропинина, было еще около тридцати девушек. Осмотревшись, Вика решила взять на себя инициативу и предложила для начала разбиться по группам и определить места ночлега. Двухэтажные, крытые сеном нары по обеим сторонам от дверей делили теплушку на две равные половины. Посреди теплушки стояла «буржуйка», возле нее лежали чурки дров. Девушки затопили печь, объединили запасы продуктов, распределили обязанности и зажили дружной семьей.

До Куйбышева ехали медленно, часто останавливались. Однажды ночью, когда они подъезжали к какой-то станции, немецкий бомбардировщик сбросил на их эшелон несколько бомб. К счастью, ни одна не попала в цель, но страха девушки натерпелись.

К месту назначения прибыли на рассвете.

К обеду их уже обмундировали в мужскую военную одежду. Почти все вновь испеченные красноармейцы выглядели нелепо и очень переживали из-за этого.

На следующий день приступили к занятиям по строевой подготовке, изучению воинских уставов и освоению профессии авиационного оружейника. Подругам хотелось действовать, воевать с немцами, а тут заставили сесть за парты. В знак протеста Вика, Шура и некоторые другие девушки написали заявления с просьбой срочно отправить их на фронт.

Всех «добровольцев» вызвал к себе начальник школы и сказал:

— Ваш благородный порыв понятен. Мы одобряем ваше стремление быстрее встать в строй бойцов Красной Армии, сражаться с фашистами, отстаивать честь и независимость нашей Родины. Но, товарищи, — продолжал он, — наши летчики очень нуждаются в вашей помощи. Профессия оружейника в авиации — одна из самых главных. Если оружие на самолете исправно, летчик победит в воздушном бою. Сейчас специалистов-оружейников, знающих новое оружие, в авиации мало, поэтому летчики вынуждены после боя сами готовить оружие и без отдыха снова идти в бой… Командование школы надеется, что, пройдя недолгий курс обучения, вы станете настоящими, надежными помощниками летчиков, их верными подругами в нелегких боевых условиях.

Последние слова вдохновили девушек, и все они без колебаний взяли свои заявления обратно.

Начались ежедневные, многочасовые занятия по освоению военной специальности. Энергичная, быстрая в делах и разговорах, Вика занималась успешно. Многим она казалась человеком, которому все дается легко и который не очень-то серьезно относится к жизни. Вика чувствовала это и порой даже бравировала этим. Но на сердце у нее было очень неспокойно.

Перед отъездом в Куйбышев она снова побывала в Батайске, захотелось еще раз увидеть Фадеева, поговорить с ним. Почему-то очень было для нее важно, чтобы Фадеев знал — она не болтушка, она действительно едет воевать с гитлеровцами.

Известие о том, что Анатолий не вернулся с боевого задания, потрясло ее. Правда, в разговоре с Викой механик самолета заявил, что он не верит, что Фадеев погиб, что не такой это человек и что он вернется. С тех пор мысли о Фадееве не покидали ее. Она хотела написать Нине, но не решилась, подумала: Нина еще не оправилась от одного удара, гибели матери, а тут новые переживания…

Самолет круто несся к земле, вращаясь вокруг продольной оси. Каждая четверть витка завершалась ускорением вращения. Молниеносно перебрав в памяти известные ему случаи штопора в боевых и учебных условиях, Фадеев вдруг вспомнил гибель Федоренко. Что же делал в тот момент Федоренко? И что надо делать ему, Фадееву? В это время раздался сильный треск, Анатолия стукнуло о бронеспинку, потом о борт кабины, в дом повернув голову назад, Фадеев не увидел киля и стабилизатора — отвалилось хвостовое оперение. Взглянул в сторону и глазам своим не поверил: слева, выше часть. Самолет развалился на три части! В носовой части фюзеляжа находился летчик, две другие, вращаясь, падали на землю самостоятельно.

Анатолий хорошо видел мелькающую перед глазами землю — такую прекрасную и нежную раньше. Сейчас она казалась холодной, страшной и приближалась стремительно. Бессильный изменить ход событий, он скрежетал зубами и все же подумал: «Не рано ли сдаешься, Фадеев?» Что можно было сделать? Движения элеронов на вывод бесполезны, но все же он попробовал, авось получится, утопающий и за соломинку хватается. Анатолий резко двинул ручку управления вправо — самолет, задрожал, но потом от него отлетело что-то еще, и он снова стал вращаться с прежней скоростью. Анатолий не мог вспомнить случая, чтобы из подобного положения кто-то выходил благополучно. Ему стало жаль себя, и тут же жгучая ярость охватила его. «Ты еще ничего нюни!» — жестко крикнул он себе и попытался открыть фонарь. Дернул раз, другой! А земля все ближе, ближе… С третьей попытки фонарь сорвало. Фадеев расстегнул ремни и попытался покинуть самолет, но сил уже не хватало. Потоком воздуха его прижало к сиденью. Анатолий поджал ноги и до боли в мышцах резким движением выпрямился — снова неудача! Как же оторваться? Методом срыва? Нет. Это подходит, когда самолет управляем и летит в горизонтальном полете. На штопоре парашют опутает самолет, и вместе с ним будет похоронен летчик. Фадеев сделал еще одно движение — не получается! А земля несется навстречу с огромной скоростью. Анатолий, еще раз собрав все силы, оттолкнулся ногами от сиденья, перевалился через борт и… какое-то время вместе с самолетом продолжал вращение. Улучив момент, ногами оттолкнулся от него, мгновенно выдернул кольцо парашюта, замер в ожидании и подумал: «Как мы иногда торопим время: быстрей, быстрей! А сейчас тот случай, когда надо бы наоборот».