Николай Скоморохов - Резерв высоты

И тут же подумал о Нине. Что бы делала Нина, если бы с ним случилась беда?

До обеда Фадеев занимался поиском следов Глеба, но никто ничего определенного сказать не мог. Выяснилось главное — на ближайших аэродромах его пара не садилась. Оставалось два варианта: или посадка в поле на нашей территории вдали от войск, или сбит в воздушном бою. В последнем случае тоже могли быть варианты: посадка на территории, занятой врагом, пленение, гибель…

После обеда Анатолий до позднего вечера работал вместе с техсоставом, восстанавливая почти заново и облетал самолет. Слепленный из отдельных частей разных самолетов, отнивелированный на глазок, ЛаГГ-3 вел себя на разных режимах по-разному, и летчику трудно было предугадать, какой трюк может выкинуть машина при очередном маневре, но Фадеев рад был и такому самолету. После ужина быстро заснул, обнадеженный — есть на чем лететь завтра на боевое задание!

Утром после завтрака Фадеева перехватила Вика и взволнованно сообщила:

— Толя, Тропинина вчера была у комиссара, просила, чтобы ее отправили на фронт!

— Что ответил комиссар?

— Уговаривал, но она уперлась и настаивает на своем.

— Где она? Давайте поговорим все вместе.

— Я сейчас найду ее. Где ты нас подождешь?

— В районе своей стоянки.

— Жди. Мы скоро будем.

Прошло около часа, прежде чем перед Фадеевым в сопровождении Вики предстала Тропинина — с заплаканными и сердитыми глазами.

— Шура, ты что, в поход собралась? — спросил ее серьезно Анатолий.

— Ты думаешь, только вам, мужикам, воевать, а нам лишь хвосты самолетов заносить да боеприпасы таскать, — сердито ответила Шура. — Мы тоже кое-что умеем… Скажи лучше, тебе удалось узнать, что случилось с Глебом?

— На ближайших аэродромах их нет. Думаю, они поцапались с фрицами, увлеклись, а на обратный путь горючего не хватило.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Я уверен, он жив и скоро вернется.

Шура резко повернулась и ушла.

Следующий день начался важной новостью. Был получен приказ передать оставшиеся самолеты соседнему полку, а личному составу пароходом следовать в Горький для переучивания на новые машины. Вечером давыдовцы погрузились и в полной темноте двинулись вверх по Волге.

Сентябрьские вечера в районе Сталинграда были теплыми и душными, но, на воде, особенно ночью, все почувствовали, что стало легче, свободнее дышать.

Гарь, клубившаяся в районе города, по мере того как пароход шел вверх, постепенно улетучивалась, и к рассвету воздух стал чистым и прозрачным.

Сержантская тройка долго бродила по верхней палубе. Подставив лица освежающему потоку воздуха, ребята разговорились.

— Надо же, почти год мы провоевали и живы, здоровы, — сказал Гончаров.

— Не торопись подводить итоги, Ваня, — урезонил боевого друга Овечкин.

Фадеев молча слушал друзей. Как было не согласиться? Да, прошло около года, как они все вместе. Ребята возмужали, побывали в смертельных схватках, одержали по нескольку побед, живы и здоровы. Большое это счастье! Как здорово, что сержантское звено продолжает выдерживать всё испытания!

Анатолий взглянул на восток — там уже всходило солнце.

Пароход тихо шел по воде, и, возможно, именно эта неспешность выбила летчиков из обычного ритма. Сначала никто не знал, чем заняться, потом кому-то пришло в голову написать письмо домой. Когда пристали ненадолго в Дубовке, многие выскочили на старенькую деревянную пристань и сразу же стали спрашивать стоявшего у трапа шкипера:

— Где здесь почтовый ящик?

Обшарпанный синий ящик еле вместил все треугольники.

Дойдут ли они до адресатов — неизвестно, но каждый хотел верить, что дойдут. Фадеев, опустив письмо Нине, вернулся на пароход, задумался о судьбе родителей и сестренки. Где они сейчас? Успели эвакуироваться или остались в Пятигорске? Ведь, судя по коротким сводкам Совинформбюро, немцы продвигались на Северном Кавказе очень быстро… Анатолий мысленно представил свой город, шастающих по нему фашистов, и у него муторно стало на душе…

Только отошел пароход от Дубовки, к Фадееву подошла Вика и скороговоркой прошептала:

— Шура Тропинина пропала.

— Да ты что? Когда?

— Не знаю. Вчера вечером перед отправкой была, а после отплытия ее никто не видел. Я обошла весь пароход, думала, может, она где-нибудь прикорнула. А ее нигде нет.

Медленно тянулось время. Пароход монотонно дышал, мерно шлепая колесами по воде. Все располагало к размышлениям.

Фадееву нравились волжские просторы. Он бродил по палубе, любуясь берегами реки, островками и заливами, в тихом раздумье смотрел, как оставался позади Камышин.

Река несла свои воды почти строго на юг. Впереди показался мыс, значительно возвышавшийся над окружающей его местностью. Пароход медленно обогнул его и повернул влево, к гористой части берега. Волга здесь текла быстрее. Движение парохода замедлилось.

Около левого борта стояла группа раненых красноармейцев, которые вместе с летчиками плыли из Сталинграда.

— Тут пировала вольница Стеньки Разина, нагоняя страх на проезжих купцов, — рассказывал пожилой красноармеец с бронзовым от загара, обветренным лицом. Было видно, что рассказчик он опытный, привыкший к вниманию аудитории.

— Выходит, Фрол, это тот самый утес Степана Разина, о котором в песне поется? — спросил кто-то из толпы.

— Нет, до него еще далеко, подойдем — покажу.

— А что это за гора? — снова спросил тот же голос.

— Слева, почти на самом конце этого длинного мыса, — гора Сигнальная, дальше гора Высокая. Меж ними будет километра три. С горы Сигнальной на Волге все видно как на ладони почти до самого Камышина.

Рассказчик сделал паузу, провел рукой по кургузой, черной с редкими сединами бородке и продолжил:

— На этих горах стояли вышки, метров по пятнадцать, а то и более.

— Такие громадные зараз ветром сдует, — засомневался молодой красноармеец.

— Молчи, слушай и ума набирайся, когда старшие говорят, — цыкнул на него пожилой красноармеец с цигаркой во рту.

Молодой почтительно замолчал.

— Когда снизу показывался купеческий караван, наблюдатель, находящийся ни горе Сигнальной, зажигал сено или солому. Его напарник на горе Высокой, увидев сигнал, кричал своим сотоварищам: «Купец идет!» — и давал ответ, зажигая тоже пучок сена: сигнал принят. А теперь, видите, вон слева большой залив? Там стояли разинские челны, скрытые от постороннего взгляда. Ватага, полонив купца, судно заводила в залив…

Пароход, следуя по фарватеру, медленно продвигался вверх по реке.

Анатолий, находясь под впечатлением от услышанного, уже иным взглядом окидывал окрестности. Вроде бы берег как берег, никаких в нем особых красот, но, оказывается, сколько тайн хранит в себе каждый камень! Вот она Русь-матушка! За ее просторы, за великую Волгу-реку, за каждую тропинку на берегу все они бьются сейчас насмерть с врагом.