Виталий Мелентьев - Разведка уходит в сумерки

Сиренко оглянулся — точно так же спрашивал и длинный шофер, однако тон его был совсем другим. Сашка взглянул на безмолвного Дробота и опять стал рвать проводку и давить лампы, прекрасно понимая, что уничтожение их наносит вред врагу, но в душе протестуя против такой деятельности. Ему, рабочему человеку, хотелось бы забрать с собой все эти рации и приборы — они были сделаны умными людьми, добротно и продуманно.

Но он ломал и портил то, что могло служить доброму делу, а служило злому.

— Скажите ему, что если он будет вести себя как следует, то мы его доставим через линию фронта, — после некоторого раздумья решил лейтенант.

Хворостовин недобро блеснул глазами на немца, и тот понял ответ лейтенанта по-своему.

Он заговорил быстро, то поднимая, то бессильно роняя руки, уже унижаясь и не стыдясь этого.

— Послушайте, — молил он. — Я знаю очень много. Очень! Такое, что, кроме меня, никто не знает…

— Слышали, — перебил его Валерка.

— Нет-нет, никто, например, не знает истины о Гельмуте Шварце… — Лейтенант, Сиренко и Дробот невольно насторожились — они в третий раз слышали это имя, и унтер уловил их движение.

— Да-да. О нем. Ко мне случайно попали кое-какие его документы — перепутала фельдсвязь. Я держал их на всякий случай. Они могут заинтересовать вашу контрразведку. И еще я вам скажу, что к нему приехал генерал. Из Берлина. Это — важный начальник.

Унтер говорил и говорил, и Хворостовин едва успевал переводить. Андрианов что-то прикидывал и несколько раз испытующе посмотрел на Дробота. Видимо, он принял решение и коротко приказал:

— Переведи, нет времени.

— Так вот, — сказал Валера, — если не будешь мешаться под ногами, мы, пожалуй, доставим тебя через линию фронта. Но запомни — идти самому и во всем помогать нашим людям. Тебе это выгодно. Войне скоро капут, а ты останешься живым и крепким. Только — предупреждаю — никаких шуток. Понятно?

Валерий потряс автоматом, твердо уверенный, что конвоировать унтера предстоит ему. Лейтенант решил иначе:

— Сержанту Дроботу и рядовому Сиренко немедленно начать выдвижение на исходный рубеж. Задача — доставить пленного, копии с шифра, остальные документы и ждать нас до сумерек. Если опоздаем — переходить линию фронта самостоятельно. Хворостовин со мной, — и, уже улыбаясь, неофициально сказал Дроботу: — Сейчас устроим отвлекающий сабантуйчик. По твоему методу.

— Думаете генерала взять? — поинтересовался Дробот.

Лейтенант усмехнулся:

— А что? Чем черт не шутит? Но рисковать основной задачей не имеем права. Поэтому, Дробот, на тебе — все. Понял? А мы попробуем захватить бронетранспортеры. Понимаешь — экипажи как остановились, так и залегли спать. Стоит лишь один часовой… — Лейтенант доверчиво улыбнулся и, пожав руки разведчикам, уже на пороге посуровел: — Смотри, Дробот, на тебе — все. Действуй сообразно с обстановкой.

Не столько практик, сколько теоретик разведки, знаток славянских стран, генерал Штаубер имел прочные связи далеко за пределами германской армии. Работая в одном из высших военных учебных заведений, он подготовил немало продвинувшихся по службе офицеров и генералов, а с основным костяком генеральских кадров рейхсвера был связан старинной дружбой, взаимным уважением и сознанием, что каждый нужен каждому.

Вот почему командующий группой армий не только принял Штаубера в очень напряженный момент, но и, обеспечив надежной охраной — двумя бронетранспортерами и офицером для поручений, предоставил возможность побывать в передовых частях.

Штаубер остался верен себе — перед поездкой он надел темный танкистский комбинезон, пилотку, а генеральскую фуражку повесил в машине и сам сел за руль старенького, давно утратившего блеск мерседеса. Правда, на его машине был тщательно отрегулированный, новенький мотор и новая резина. Но это не бросалось в глаза — кузов был потрепан и не вызывал уважения. Водитель — стар, худ и высок, а комбинезон и пилотка как бы подчеркивали его дисциплинированность, экономность и, косвенно, неудачливость: шоферы, возящие важных начальников, одеваются шикарней. А так мог одеться только шофер третьестепенного начальника, едущего по своим третьестепенным делам на паршивенькой, третьестепенной машиненке.

Генерал Штаубер не собирался задерживаться у обер-лейтенанта Гельмута Шварца. Ему нужно было лишь ободрить своего ученика, которого последнее время постигло несколько служебных неудач, проинформировать о положении дел и нацелить на решение новых задач. Он любил Шварца и верил, что его звезда еще взойдет — он беспокоился об этом без напоминаний. Нужные люди достаточно хорошо знали имя этого офицера.

— Вам следует, дорогой Гельмут, заняться не только своей основной работой, но и кое-чем другим. Возможно, придется все переигрывать, и тогда потребуются заранее подготовленные люди. Ищите и готовьте таких, причем заранее ориентируйте их, что служить придется, может быть, и не тем, кого вы сейчас представляете.

— Но, господин генерал! — вскочил Гельмут.

Генерал тоже встал и прошелся по избе — высокий, чуть сутуловатый, с огромными залысинами — размеренными, чуть расслабленными движениями.

— Я понимаю тебя, мой мальчик. Но помни — история войн учит, что вчерашние противники могут стать союзниками. И наоборот. Это нелегкий процесс, и его нужно и предусмотреть и подготовить. Должен тебе сказать, что обычно такая подготовка бывает двусторонняя — везде имеются силы, более или менее трезво оценивающие обстановку. Будем считать, что мы с тобой принадлежим к таким силам. — Он вздохнул и провел тонкими, нервными пальцами по жидким, светлым, словно выцветшим волосам. — Во всем этом деле важно соблюдать основной принцип разведки — сугубую осторожность. Мы не боги и не можем предвидеть, как в деталях будут развертываться события. Поэтому важно иметь карты, которые могли бы сыграть в любой игре. Открыть их рано — они будут биты. Открыть поздно — они не понадобятся. А чтобы сыграть, вовремя, нужен резерв. Вот такой резерв и собирай. А что такое резерв? Это те же консервы. Поэтому готовь и консервируй свои кадры.

— Специально для этой цели? Без немедленной отдачи?

— Да. Поэтому методы работы нужно изменить. Твои кадры не должны знать, на кого они будут работать. Будем говорить прямо — авторитет и уважение к германской армии потеряны по крайней мере на несколько поколений. Поэтому славянские народы не поверят, что мы хотим им добра. Да и в самом деле, добра мы им не хотим. Нам нужно добро для себя. Но то, что мы не сумели взять в открытой борьбе своими руками, нужно будет взять позднее, обходным маневром, чужими руками. Такие руки есть. Сейчас они против нас, но придет время, когда они будут с нами. А кто может поручиться, что мы всегда будем с ними? Важно использовать эти руки в наших целях в трудный момент. Вот почему тебе предстоит работать теми же психологическими методами, как ты и работал, совершенствовать их и готовить кадры. Какая при этом основная установка?