Анатолий Казаков - Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана)

— Миша, герой ты наш, да где же ты научился водить такую махину? — с недоумением спрашивали ошарашенные казаки.

— А чё там сложного-то? — бахвалился Миша, — «Беларусь» я водил, на «ЗИЛе» ездить учился, а с группой из техникума ездили как-то на экскурсию в воинскую часть, так я там и в БТР, и в БМП залазил, спрашивал, что и как… Запомнил. Да там просто все…

— Сынок, — восторженно расчувствовался кто-то из казаков, — да тебе за такой подвиг орден положен!

А Николай, тут же, спохватившись, вытащил из кармана свой крест «За возрождение казачества», торжественно и под одобрительные крики «Любо!», прикрепил его к Мишиной рубашке. Ну что тут было делать? Так, «окрестив», Мишу и приняли — поверстали в казаки…

«Наш герой», как стали его звать казаки, оказывается, приехал с матерью из-под Херсона в Тирасполь в гости к родне. А тут война… Он и рванул в Бендеры. Ни о каком возвращении не хотел и слышать. Отправите, говорил, силой — все равно сбегу. Чтоб сберечь парня, Притула оставил его при штабе «адъютантом», чему Миша был несказанно рад… Татьяна, часто бывая в Тирасполе, навещала его родных, обратно привозя Мише гостинцев. Его мать, рассказывала казакам «сестричка», конечно, очень беспокоилась, но и гордилась сыном.

Миша плакал. И горе его было безмерно.

Затянувшееся молчание прервал атаман сотни. Задумчиво, и даже как-то зловеще, тихим хриплым голосом, подняв тяжелый взгляд на Мясина, спросил:

— Так где, говоришь, БэТэР у них стоит?

У всех, кто находился рядом, мгновенно оживились, загорелись глаза. Создалось впечатление, что каждый только что принял «на грудь» по стакану адреналина…

Притула, спохватившись, будто сказал что-то лишнее, резко встал и, показывая пальцем, скороговоркой выпалил:

— Ты, ты и вы тоже — ко мне, остальные свободны!

Мясин, как всегда в своей манере, спокойно и обстоятельно на карте объяснил обстановку на маршрутах и близ них… Минут сорок хватило, чтоб, уточнив детали, определиться и разработать план «карательной» операции… На сборы — час.

Когда выходили со штаба, то во дворе находилось несколько кубанских казаков, среди них, с каким-то, казалось, чужим, враз повзрослевшим лицом, стоял Миша, глядя суровым и решительным взглядом…

— Дядя Вова, — обратился он к Мясину, — отдай мне дяди — Колин автомат. — И уже жестко, сквозь зубы сказал, как отезал: — Я с вами пойду.

Он понял, зачем собирались в штабе. Остановившись, все, не сговариваясь, посмотрели на атамана — что он решит?

Притула и Миша долго, не мигая, смотрели друг на друга.

— Головой за него отвечаешь, — только и сказал сотник, резко взглянув на Мясина и, не поднимая глаз и не оглядываясь, пошел дальше.

Вышли сборной группой из десяти казаков — кубанских, иркутских, черноморских и Миша.

До назначенного района добирались очень осторожно, да и благодаря Мясину на маршруте никто группу не «побеспокоил», хотя она была уже непосредственно в полосе обороны «румын». Казалось, что Володя знает здесь любую тропинку, каждую травинку. У него было поразительное чутье на опасность. Он шел впереди, и, казалось, предугадывал ее, непостижимым образом сканируя пространство, или ему будто кто-то подсказывал. То несколько раз, без видимой вроде бы причины, боковым махом руки давал команду быстро рассредоточиться, залечь — группа просто исчезала в заросших канавах, кустах, за грядками…, и точно — несколько минут ожидания и появлялась или группа волонтеров, или ОПОНовцы проезжали. А то вдруг его рука резко взмывала вверх — стоп! Тут же вся группа резко приседала, ощетинившись стволами. Минута-другая, и Мясин уводил казаков в сторону, неведомо как обнаружив заминированный участок. Это просто загадка — как в густой траве газона он смог увидеть — или почувствовать?! — эти «лепестки» и «лягушки»? На пути движения, остановив группу, он сам снял две гранаты — перекинутые через заваленный сбитыми ветками тротуарчик «растяжки»…

Уже на месте разделились на две группы: одна через огороды частного сектора стала выдвигаться ближе к БТРу, к позиции «румын» — ужами скользнув в зелень травы и кустов, казаки будто растворились. Не зря Кубань издавна славилась пластунами!

С крыши и верхнего этажа побитого, немного подгоревшего и изрядно пограбленного, оставленного жильцами, пятиэтажного общежития, куда казаки поднялись, забравшись внутрь через выбитые окна первого этажа, та позиция прекрасно просматривалась. Свежевырытые, и весьма неумело оборудованные окопы виднелись метрах в семидесяти. Чуть подальше в глубине небольшого сада у стены белокаменного, почти не тронутого войной дома, стоял БТР-80. На позиции у «румын» царило благостное настроение и полное разгильдяйство. Волонтеры просто маялись от безделья. Было видно, что эти «защитники конституции» с белыми повязками на рукавах, изрядно хлебнули «хмелька».

«Ну, совсем обнаглели, ведут себя как «хозяева жизни» на курорте», — подумалось Вадиму, — «Совсем страх потеряли».

Но место для позиции волонтеры выбрали «хлебное» — у дороги, к которой выходило еще два проулка. Время от времени на дороге появлялись то старики, то женщины, идущие с корзинами, сумками, видимо, возвращавшиеся с огородов. Вот тут волонтеры, до этого беспечно фланировавшие перед окопами, мгновенно преображались — суровость на лицах, грозный окрик, лязганье затвора…, и под видом проверки документов и всего подозрительного, начинали обыск. Грабили без зазрения совести. Отбирали все, что понравится. За малейшее проявление недовольства — удар, одному старику прикладом автомата лицо разбили в кровь… Потом смеялись, часто прикладываясь к бутылке, отхлебывая вино из горлышка. Забавлялись они так от скуки.

Казаки уже около часа наблюдали за ними. Мясин, набросив на голову кусок марли, выкрашенной зеленкой, чтоб оптика не давала блика, из глубины комнаты в бинокль прошарил всю ближайшую территорию. Волонтеров было пять человек, с ними трое полицейских. Как ни вглядывался в каждый кустик и бугорок, пластунов так и не заметил.

За это время один из казаков аккуратно снял в подъезде и с внутренней стороны входной двери общежития три «растяжки» — «румыны» все же хотели себя обезопасить…

Как и условились заранее, чтоб не демаскировать группу, выходя с ней на связь, Вадим пальцем три раза пощелкал по микрофону, потом еще три…

— Слышу тебя. Говори, — приглушенным голосом откликнулась радиостанция.

— У меня восемь штук. Как у вас? Вы где?

— На углу. В доме четверо. С ними большой «Калашник», ротный. БэТэР пустой. Люки открыты. Мы готовы. Когда начнем?

— Скоро. Нам люди мешают, — ответил Вадим пластунам, — готовность сообщу. Отбой.